— Твой отец так сильно любит твою маму? — очевидно же, что да, но нужно говорить хоть что нибудь, чтобы занять другим свои мысли.
— До помешательства, — ответил Радим, — даже до маразма. Помимо личной охраны, которая следит за ней, если она, куда нибудь выезжает, она на себе еще устройство слежения носит, чтобы отец знал, где она находится, — парень, вздохнув, перевел дыхание, — но мне все чаще приходят в голову мысли, что такая идея отца следить за мамой не настолько маразматична.
— Почему?
— Потому, что мне тоже хочется знать, где ты и, что с тобой происходит в каждую минуту твоей жизни, пока меня нет рядом. А еще дико хочется знать, о чем ты сейчас думаешь. Присутствую ли я в твоих мыслях?
«Лучше тебе не знать в каком виде ты сейчас там присутствуешь», — подумала я, с усилием, сдерживая себя, чтобы не повернуть голову и не посмотреть на него. А в слух сказала, — я все время думаю о тебе, — и мои слова прозвучали так сухо и отстраненно, что, я пожалела, что вообще открыла рот, чтобы произнести их.
Радим промолчал. Мне казалось, что он смотрит на меня, ожидая более теплых слов, объяснения чувств или моего взгляда, но я упорно не поворачивалась к нему, боясь, что если посмотрю на него, пока я в таком одержимом похотью состоянии, то точно сорвусь и сама полезу к нему.
Или я так сильно взвинчена, или атмосфера в салоне автомобиля резко стала напряженной? Мы ехали по городской трассе с нормальной скоростью, но неожиданно, Радим, почему-то надавил на газ, и машина рванула вперед. Меня прижало к сидению, и я рефлекторно испуганно посмотрела на водителя. Всплеск адреналина от скорости, с какой помчал лексус, подействовал на меня как холодный душ.
Он заметил мой взгляд, но с каким-то странным ожесточенным выражением лица смотрел вперед на дорогу, и только я хотела спросить у него, что случилось, как он заговорил со мной.
— Как, по-твоему, я люблю тебя? — задал он мне неожиданный вопрос, — ответь, как ты воспринимаешь мои чувства к тебе?
— Почему ты это спросил? — откровенно искренне удивилась, — я ничуть не сомневаюсь в том, что ты веришь, что любишь меня. Ты настроен ко мне очень серьезно, и я этому рада, так как сама люблю тебя. Я счастлива, что мы вместе.
— Верю? — горькая улыбка коснулась губ парня, — это все? Я всего лишь верю в то, что люблю тебя, а на самом деле, ты думаешь, что любви нет?
Тема разговора меня начинала пугать. В панике мысли заметались, ища возможную причину, поднятой им темы, но кроме обиды на то, что я в некотором смысле проигнорировала его, логичного ответа не находилось. Не может же он быть вот настолько чувствительным?! А Радим продолжал говорить, с трудом, сдерживая эмоции.
— Я наверно не совсем доходчиво объяснил тебе свои чувства, раз ты так подумала. А после признания Валентина, ты могла невольно начать сравнивать нас и решить, что я проигрываю ему во всем. Я ведь не такой хороший парень, как он. До хрена, наделал в своей жизни ошибок, репутация у меня от этого хуже не куда. Ты ведь должна сама понимать, что то, что он говорил — ложь в чистом виде. Он любит другую девушку и никогда тебя не полюбит. Я же своей жизни без тебя не представляю! Ты для меня все. Не смей влюбляться в него!
— Ты меня ревнуешь к нему? — произнесла я, пребывая в полнейшем ужасе, оттого, что сейчас говорил Радим. Я так боялась, его ревности к Валентину и вот она пришла, а я не могу найти объяснения причине ее возникновения. С чего вдруг?! Ведь после того, как Радим переговорил с друзьями, вся ситуация с поцелуем прояснилась. Захар утверждал, что Радим не поверит сплетням. — Между нами ничего у Сиротина не было! — в панике заговорила я, — Валентин никогда бы так с тобой не поступил! — выгораживала я своего насильника, та как от веры в их дружбу, зависело мое счастье. — Он знал, что я тебе понравилась, и никогда бы не тронул твое! Ты сам говорил, что он хороший парень. А хорошие парни плохо не поступают.
Но на Радима мои слова произвели не тот эффект на который я рассчитывала. Он побледнел и с шумом втянул воздух, словно я ему только больнее сделала. А потом он спрятал свои эмоции, делая вид, что успокоился. Даже постарался мне улыбнуться, словно признавая всю нелепость своей вспышки ревности.
— Не говори ничего больше, — выдохнул он, — я сам знаю, как это смешно. Как я жалко выгляжу, когда ревную тебя. Если ты не влюбилась в него раньше, то и сейчас у тебя нет для этого веских причин. Сомневаться в своем выборе можешь сколько угодно. Факт того, что ты уже моя от этого не изменится.
— Я не сомневаюсь, что правильно поступила, доверившись тебе, — старательно, подбирая слова, убеждала его, — я хочу быть твоей женой, а не Валентина или кого-то еще, какими бы они хорошими парнями не были. Для меня ты самый лучший. И я верю, что твоя любовь к воображаемой девушке, которая так на меня похожа, со временем перерастет в настоящее чувство.
Радим посмотрел на меня, так как в момент, когда я это говорила, машина сбросила скорость, и мы остановились на светофоре, перед съездом с городской автомагистрали на другую дорогу.
— Оно переросло в него в тот момент, когда я тебя первый раз поцеловал, — сказал он, — и кроме тебя в моем воображении больше никаких девушек не возникает.
На его слова у меня непроизвольно губы растянулись в счастливой улыбке, показывая ему, как меня это обрадовало. Взгляд Радима прошелся по моему лицу и то, что он увидел, его вроде бы успокоило. Протянув руку, он взял мою ладонь и приложил к своей щеке, чтобы почувствовать мою ласку. Мое сердце наполнилось нежностью и любовью, правильными чистыми чувствами к нему. Пусть он ощутит мои настоящие чувства к нему. Эмпатия это способность видеть и переживать эмоции другого человека. И не нужно забывать, что мой любимый так же обладает ею. Он уловил мое смятение, мое расстройство, но интерпретировал их по-своему, в свете произошедших недавно событий. Семя ревности, посеянное Новиковой, когда он увидел мое фото с Валентином, проклюнулось в тот день, когда он заметил мой неотрывный взгляд на его друга, а сегодня, опять почему-то, крохотный росток прибавил в росте.
На цены магазина, в который привел меня Радим, было страшно смотреть. При чем мне показалось, что он намеренно выбрал такой дорогой. Сначала он припарковал машину у другого бутика, а потом, посмотрев на витрину через лобовое стекло, следом на меня, он почему-то передумал и отвез меня в этот с космическими ценниками.
— А чем тебя тот бутик не устроил? — спросила я его, когда он открыл передо мной дверцу машины, — там я уверена ассортимент и качество обуви не хуже.
— Может быть, — кивнул, соглашаясь Радим, помогая мне выйти из машины, — но позволить себе там обуть свою девушку могут многие, в том числе и Валентин, а в этом месте — нет.
— Ты меня привлекаешь не наличием у тебя толстого кошелька, — серьезно, глядя в его глаза, произнесла я.
— Если бы это было не так, — так же серьезно ответил Радим, — мне бы было с тобой гораздо легче.
Взяв мою руку, он, включив сигнализацию в машине, повел меня за собой в магазин.
— А тебе сложно со мной? — я почти бежала за ним, так быстро он шел, — ты не счастлив со мной? — волнуясь, задавала вопросы.
Радим резко остановился перед ступеньками магазина, и я, налетев на него, тоже остановилась. Он же, притянув меня к себе, обнял и прижал к своему телу.
— Я очень счастлив с тобой, — произнес он, наклоняясь ко мне, — настолько сильно, что даже страшно становится. Так боюсь тебя потерять.
— Да куда я могу от тебя деться? — улыбнулась я ему, — ты сам говорил, что я тебя к себе привязала так крепко, что уже не вырваться. Узел то теперь один на двоих.
Темные глаза Радима посмотрели на мои губы.
— Поцелуй меня, — попросил он, и я послушно встала на цыпочки, чтобы приникнуть к его губам поцелуем, но мне вдруг вспомнилось, как меня накрыло похотью, от нашего последнего поцелуя и я нерешительно замерла, почти у самых губ парня. Страшно не хотелось возвращения этого состояния, при котором только мозг не ощущался, как эрогенная зона. Поэтому я, демонстративно, смущенно огляделась по сторонам, точно сейчас вспомнила, что мы в общественном месте и на нас смотрят прохожие.
