в автобус, и все. Больше никого не было.
— Точно?
— Ага.
— Показалось, что ли… Ну, бывай. — Водитель возвращается к служебной машине, заводит мотор и уезжает.
Пульс медленно приходит в норму, и мой отравленный алкоголем мозг наконец припоминает, что на работу отцу не нужно — сегодня он уезжает в служебную командировку на несколько дней, и рейс его только в обед.
Похоже, сейчас этому нищему дворнику выпадет счастливая возможность выручить меня снова.
Я выхожу из-за кустика и снимаю очки:
— Э-э-э, не подскажешь, где я могу пересидеть еще пару часов незамеченной?
Он натягивает козырек бейсболки еще ниже и нагло улыбается.
— Так и быть, подскажу. Пойдем.
Я общаюсь с ним от силы пять минут, но он уже до зубовного скрежета меня бесит. Катя быстро бы показала ему, кто есть кто, я же своим статусом пользоваться не умею, хотя во всем стараюсь соответствовать ей.
Вскинув метлу на плечо, он разворачивается и уходит. Я вынуждена догонять его и молиться, чтобы Катя ненароком не узнала об этом происшествии.
Парень идет в утопающие в зелени дворы, где за административными зданиями притаились старые двухэтажки постройки пятидесятых годов, открывает замшелую разбухшую дверь с торца крайнего дома и пропускает меня вперед:
— Прошу!
Вхожу в темное помещение, и запах плесени и отсыревших сигарет мгновенно впитывается в волосы и одежду. Брезгливо морщусь, озираюсь по сторонам и в полумраке различаю старый стол, стулья, серый облезлый диван, метлы, ведра, лейки и прочий инвентарь. В таком ужасном месте бывать мне еще не доводилось.
Парень падает на стул, закидывает ноги в пыльных кедах на полированную столешницу и закуривает.
— Тебе разве не нужно дальше работать? — Осторожно присаживаюсь на край дивана. Надеюсь, я ничего тут не подхвачу…
— Перекур, — вальяжно отзывается парень. — Развлекай меня беседой.
— Чего?! — У меня отвисает челюсть. Он что, серьезно?
— Или так и будешь сидеть в тишине, краснеть и обливаться потом. Выбирай. — Он всем своим видом показывает, что не заинтересован во мне — курит и разглядывает кеды, но уязвленное самолюбие и коварный недосып вынуждают меня завести разговор.
— Краснеть? Даже не собиралась. Хочешь беседу — окей. Ну, и как же тебя сюда занесло? — без всякого энтузиазма выдаю я. — Неужели нет занятий достойнее?
— А разве это не очевидно? Мне нужны деньги. — Парень выдыхает в потолок дым. — Ну, знаешь, чтобы есть, пить и покупать шмотки. Думаю, эти базовые потребности тебе знакомы. Поэтому приходится каждый день в гребаную рань вставать и пиликать сюда — и в жару, и в дождь.
То, о чем он толкует, так далеко от моего понимания жизни, что я теряюсь. Молодость дана человеку для учебы и развлечений, а не для работы — это всегда было аксиомой, потому что родители ни в чем не отказывали нам с братом. А несчастные вроде этого парня, существующие где-то в параллельной реальности, не волновали меня.
Губы парня кривятся в странной презрительной ухмылке. Видимо, прямо сейчас я должна ему что-то сказать, и я морожу глупость:
— Ну да, жизненные обстоятельства приводят и не к такому…
Парень снимает ноги со стола, тушит окурок об стену, подается вперед и оказывается в квадрате света, падающего из грязного окна.
Не до конца выветрившийся алкоголь играет со мной злую шутку, или яркое солнце, которое сейчас светит ему в лицо, но я действительно позорно краснею и не могу вздохнуть.
У него обалденная внешность — резкие точеные скулы, чуть вздернутый нос, черные брови и огромные мрачные зеленые глаза без дна, которые моментально затягивают меня в мир безотчетной тоски и боли. Бог ты мой…
Он улыбается, и меня парализует.
— Не-а, не обстоятельства. А гнилые люди, которые думают, что им все можно.
Он резко встает, и я вздрагиваю.
— Пора дальше мести улицы. Можешь сидеть тут до одиннадцати, но свали до прихода другой смены, иначе мне хана.
— Спа… — мямлю я, но он перебивает:
— Не благодари! — Бросает на плечо метлу и выходит.
Некоторое время я неподвижно сижу на уголке дивана и пытаюсь прогнать из мыслей его глаза. Жуть. До сих пор захватывает дух. Нормальные люди не могут так смотреть.
Достаю телефон, шарю по чужим страничкам в соцсетях, пока тот окончательно не подыхает, встаю, стряхиваю с задницы частички мха и пыль и выхожу на свет божий.
Но даже в своем огромном доме я не могу найти себе места — роняю вещи, натыкаюсь на предметы, долго ворочаюсь в кровати и странные чувства теснятся в груди. Со мной что-то не так. Этот парень…
Глава 3
Просыпаюсь в три часа дня и с больной головой плетусь на кухню, готовлю себе чудовищно крепкий кофе и, взобравшись на барный стул у стойки, в одиночестве давлюсь бодрящим напитком.
Перед носом белеет записка с назиданиями от папы, но я игнорирую ее и открываю ноутбук — братишка Женя только что прислал новые фотки своего лондонского быта.
Я всегда жду его сообщений с особенным трепетом, внимательно просматриваю фотографии и не могу сдержать смех. Даже на расстоянии тысяч километров мы с ним на одной волне. Этой ночью он тоже зависал в ночном клубе, о чем красноречиво свидетельствуют их с Артемом симпатичные пьяные лица на фоне батареи пустых стаканов.
Грудь сдавливает тоска. Я скучаю, адски скучаю по брату. В этом мире нет больше ни одного человека, который бы понимал меня без слов, только он. Я уже представляю, как Женя выслушивает мой рассказ об утреннем происшествии и приводит меня в норму весьма обидными, но справедливыми шутками.
Я бы сейчас все отдала, чтобы только он вернулся и мы всей семьей традиционно поужинали в нашей давно опустевшей столовой…
Если бы только он был здесь. Если бы только мама смогла побороть рак тогда, три года назад. Если бы только отец не ушел с головой в работу. Если бы, если бы…
