— У кого?
— У моего отца.
После более длинной паузы голос Алессандро зазвучал вновь, теперь монотонно и задумчиво, словно он и сам слушал собственный рассказ…
***
… Читрано жили на Монте Адзурро много веков. Моя мать была последней в роду, ее старший брат умер совсем молодым человеком. Из всей графской ветви оставались мама и бабушка. А отец, Кастельфранко, был… ну, как говорится, из простых. Симпатичный, ничего не скажешь. Обаятельный. Легкий. Влюбчивый — до ужаса. Он любил мою мать, в этом я не сомневаюсь. И если бы она не умерла так рано — мне было всего полтора года, — они бы не расстались никогда. Но отец остался вдовцом. Очень быстро у меня появилась первая мачеха. Всего у меня их было четыре, хотя четвертую я даже и в лицо не видел.
Так вот, та, первая, была самой ловкой. Папа влюбился в нее, по обыкновению, а она прибрала к рукам его счет в банке. Бабушка не позволила ей подобраться к маминым драгоценностям, а то бы и они…
Она его разорила, папу, всего за два года с небольшим. Мы с бабушкой понятия об этом не имели. Я вообще был маленьким, а бабушка — бабушка могла только догадываться, что происходит. Мы с ней безвылазно жили на Монте Адзурро, а папа с молодой женой мотали денежки по всей Европе.
Вот, Серджио. Когда мне было пять лет, бабушка умерла. Ночью это было, и во всем доме не было ни одной живой души. Я, пятилетка, сидел с ней рядом и держал за руку, а она улыбалась мне из последних сил, чтобы не напугать. Перед самой смертью она сказала: «Поклянись, что никому не отдашь этот дом и эту землю. Поклянись, что все это останется в семье». И я поклялся. Это было двадцать девять лет назад.
— Господи, Алессандро, ты был совсем маленьким…
— Я был последним мужчиной из рода Читрано. И я все понимал. Я дал клятву всерьез. Правда, я не знал тогда, что именно в тот вечер мой бедный, глупый, влюбчивый папа, уже полностью разоренный своей второй женой, подписывал купчую на остров Монте Адзурро. Он его продал. Гаэтано Спардзано. За большие, вполне приличные деньги. Гаэтано никогда не был жуликом. Понимаешь, Серджио? В тот миг, когда я давал свою клятву, папа продавал мой остров!
На следующее утро приехали и забрали меня, унесли тело бабушки, а папа сказал, что теперь мы с ним никогда не расстанемся и никаких глупых и жадных теток в нашем доме больше не будет. Он увез меня во Францию, мы жили вдвоем, и папа покупал мне все, на что я только показывал пальцем. Он в жизни не умел деньги считать. И обожал делать подарки. Там, во Франции, он женился в третий раз. Влюбился, разумеется. Кстати, та мачеха была ничего. Только вот обожала называть меня «бедным сироткой», а я этого не терпел. Сейчас я понимаю, она просто понятия не имела, как вести себя с маленькими детьми.
Через полгода к ней в гости приехала подруга из Америки и отбила у нее папу. Ее звали Саманта, и она очень хорошо знала, КАК нужно обращаться с детьми. Их нужно наказывать почаще и по любому поводу. К тому времени я уже подрос, но справиться с ней еще не мог. Ограничивался мелочами — вроде дохлых мышей на ее туалетном столике и мерзкого поведения за столом при гостях. В общем, она меня быстро скрутила. Убедила папу, что мальчик должен учиться в закрытой школе. Сама ее подыскала, уже в Штатах.
— А… твой отец? Он ведь любил тебя…
— Да, любил. Очень любил. Но и ее он тоже любил, а потому верил. Часто навещать меня Саманта не позволяла, но он ко мне все-таки приезжал. Боюсь, в те годы я был не слишком добр к нему. Бедный мой папа. Он чувствовал, что виноват передо мной, но был патологически мягкосердечен.
Потом Саманта сильно разбилась на машине, несколько месяцев пролежала без движения и умерла. Папа пробыл вдовцом совсем недолго, ибо женился на сиделке Саманты, впрочем, о ней я ничего не могу сказать, ее я даже не видел. Видимо, решительная и хитрая была женщина, потому что через год прибрала к рукам остатки папиного состояния и сбежала от него с шофером. А вскоре папа умер.
Обучение мое было оплачено до конца, Саманта в этом отношении была ответственной особой. После школы я был предоставлен самому себе. В Италии у меня ничего не осталось, в Штатах — тоже. Я пошел работать, начал учиться в университете. В каком-то смысле мне было легче, чем остальным, ведь у меня была Цель. Я должен был вернуть Монте Адзурро. В те годы я пахал как проклятый, спал по четыре часа в сутки, сдавал экзамены экстерном, окончил два факультета одновременно, открыл свое дело… Наверное, Серджио, я шел по трупам. Не помню, честно говоря. Я вообще плохо помню тот период. Все было подчинено работе. В двадцать пять лет я был уже миллионером, выкупил замок Читрано, оставался только Монте Адзурро. Вот тут Гаэтано и уперся. Дальше ты знаешь. Твое здоровье.
Последовала долгая пауза. Затем слегка подрагивающий голос Сержа Тоболовски произнес:
— Как странно. Я думал, что в курсе твоих дел. На самом деле… Как же ты выдержал эту сумасшедшую гонку, Сандро? Нет, не отвечай. Это риторический вопрос. Выдержал — потому что ты Читрано. Знаешь, давай выпьем за тебя. За твою удачу.
Звяканье бокалов. Тишина. Потом снова Серж:
— Джуди… Она не знает эту историю?
— Нет.
— Почему? Или это не мое дело?
— Скажем так — мы не успели. Джуди была для меня… Знаешь, тебя посылают пешком пройти Сахару, причем ты точно знаешь, что помощи не будет, кавалерия не придет и воды у тебя хватит только на полдороги, но ты должен дойти — и точка. И вот ты идешь, знаешь, что скоро придется туго, но все равно идешь, экономишь воду — и вдруг бац! Посреди пустыни оазис с холодной водой и свежей листвой, а еще вертолетная площадка и веселые, добрые люди, готовые бесплатно доставить тебя на тот конец Сахары. Ты сначала не веришь своему счастью, потом осторожно пробуешь воду, начинаешь пить, улыбаться, радоваться, выкидываешь ненужную больше флягу… Вот, чем была для меня встреча с Джуди.
— Красиво. А потом?
— А потом? Потом ты просыпаешься и видишь, что оазис с вертолетной площадкой был миражом, а добрые люди — разбойниками, ты без фляги и в одних трусах, а до другого края Сахары еще идти и идти.
— Алессандро, мне показалось, что она и ты… Ты ведь сам говорил, что ты ее…
— Все. Хватит. Я правду говорил. Я любил ее. Очень сильно. Так, наверное, нельзя. У меня ведь всю жизнь в качестве примера был папа. Я знал, что влюбляться нельзя. А вот в нее влюбился. И кончилось у нас все так страшно, так стремительно… наверное, я до сих пор пытаюсь понять, что произошло. Смешно. Сотни людей знают Алессандро Кастельфранко как циничного и хладнокровного охотника, безжалостного и стремительного, никогда не упускающего своей выгоды. А ведь я, Серджио, опять был готов поверить ей. Поверить в то, что они с Рендером… Все. А то я разнесу самолет. Надо поспать.
