– Ты опять уселся за свой компьютер? – Шарлотта стояла за его спиной, и выражение лица у нее было самое решительное.
– Мне нужно работать, – спокойно заметил он.
– А мне нужно поговорить с тобой. И не о всякой ерунде, а о деле.
Фрэнк снова перевел глаза на монитор. Минуты две царило молчание. Даже спиной он чувствовал, что Шарлотта злится.
– Ты так и не рассказал мне о разговоре с Жаном… – требовательным тоном произнесла она.
«Какого черта она разговаривает со мной таким образом?!» – возмутился Фрэнк. Но он отлично знал, что сам избаловал ее, как можно избаловать ребенка, с которым общаешься на равных.
Он встал и прошел мимо нее. Она пошла следом. Он снова сел в кресло и вытащил из-под журнала пачку сигарет. Она безмолвно принесла пепельницу, тоже села, вынула из протянутой Фрэнком пачки сигарету и принялась, по своему обыкновению, крутить и мять ее. Фрэнк никогда не мог понять, зачем она это делает. Возможно, она переняла это движение у отца или брата, куривших дешевые, туго набитые сигареты? Он перегнулся через стол и чиркнул зажигалкой. Шарлотта затянулась шумно, с жадностью. Она явно пыталась изобразить волнение. Глаза ее были устремлены на Фрэнка и требовали ответа.
– Шарли, – через силу заговорил он, – Жан дал мне понять, что ты занимаешь в его агентстве то место, какого, по его мнению, стоишь, и ничего другого тебе ждать не приходится. Ты не в его вкусе, – Фрэнк избегал смотреть на нее, – его вдохновляет иной тип женщины…
– О, да! – раздраженно воскликнула Шарлотта. – Я знаю! Он все этаких грудастых подбирает! Иной тип! Вдохновение! Какого черта! Было бы что пощупать! Как пощупает – так и тащит на подиум!
– У каждого свой способ подбора… – попытался отшутиться Фрэнк.
– Но как ты не понимаешь, у меня идеальная фигура для этой работы! Что его не устраивает? Может быть то, что он не осмеливается переспать со мной?
– Как это «не осмеливается»? – не понял Фрэнк. – Что ты хочешь этим сказать?
– Ведь он твой друг, и он не может, ну просто никак не может переступить через эту дружбу! – Шарлотта резко взмахнула рукой и бросила сигарету в пепельницу.
Фрэнк внимательно взглянул на нее. Теперь уже она избегала его взгляда.
– О чем ты?
Шарлотта молчала. Она снова схватилась за сигареты, но он вырвал пачку у нее из рук.
– Довольно курить. Отвечай!
И вдруг она разрыдалась. Ее худенькое тело тряслось, словно его бил озноб.
– Так я и знал! – с отвращением к ней, к Жану, к самому себе медленно проговорил Фрэнк. – Ты что – предлагала ему свои услуги?
Шарлотта спрятала мокрое лицо в ладонях, и до Фрэнка долетел лишь судорожный всхлип.
Впервые ему захотелось отстегать ее ремнем, да так, чтоб остались красные полосы через всю спину. Захотелось причинить ей острую физическую боль. Он вскочил и в одну секунду оказался возле вжавшейся в кресло фигурки. Грубо отодрав ладони Шарлотты от ее лица, он резким движением вздернул вверх ее подбородок. Лицо Шарлотты было мокрым и несчастным, глаза полны слез, рот сведен, но все это не вызвало у Фрэнка ни малейшей жалости.
– Маленькая дрянь! – отчетливо проговорил он. – Да понимаешь ли ты, что ославила меня на весь Париж?
– Пусти! – закричала она и выбила его руку из-под своего подбородка. – Ты мне не отец и не муж! И ты сам себя давно ославил связью с несовершеннолетней!
Фрэнк чуть не задохнулся от нахлынувшей ярости. Несколько секунд он смотрел, как Шарлотта утирает слезы, и ему казалось, что сейчас он схватит ее за эту мальчишескую челку и так и потащит к двери, бросив вдогонку чемодан с драными джинсами и парой поношенных маек. Он представил себе, как она стоит на лестнице, короткий халат едва прикрывает худенькое тело… Длинные смуглые ноги, тонкая шея, острый носик… С дрожащими руками он вернулся в свое кресло, долго не мог вытащить сигарету из пачки, а потом без конца чиркал зажигалкой – палец соскальзывал, не желая повиноваться.
Шарлотта, казалось, уже совсем успокоилась и теперь с нескрываемым любопытством поглядывала на него. Она не ожидала от Фрэнка такой вспышки гнева, привыкнув к его покровительственной снисходительности и всепрощению. Вины своей она не осознавала: подумаешь, а что здесь такого? Строит из себя папашу! То не говори, так не сиди! Ну-ка покажи, что ты себе купила? Э, нет, это слишком вульгарно, это тебе не по возрасту, а это просто не твой стиль… Сколько можно! Вот, купил ей мобильный телефон – как она радовалась, как целовала его, дурочка! И только потом поняла, что вовсе это не для того, чтобы сделать ей приятное, просто-напросто теперь он может вытаскивать ее отовсюду, когда ему вздумается. Как приспичит навалиться на нее всей своей тяжестью, так и звонит: «Шарль, мальчик мой, где ты?» Будто она существует только для этого! Дома за человека не считали, все «мала еще!», и здесь, как в постель тащить, так взрослая, а в остальном то же самое!
Она вдруг вспомнила, как подсела к столику Жана и положила руку ему на колено, так, чтобы не заметила Софи. А Жан весь напрягся, словно она его не погладила, а когтями впилась. И потом, отвозя ее домой, битый час читал лекцию о том, что допустимо, а что нет. «Что скажет Фрэнк?» А что, черт возьми, может сказать Фрэнк? Разве она его собственность? Разве не вправе она сама распоряжаться своим телом и своей жизнью? Ну и не надо! Подумаешь! Нужен ей этот Жан! Ничего нового он выдумать не может! То уши Лапидуса вылезут («Шелк, шелк – вот что нам нужно! Он заменяет собой все: бархат, парчу, шерсть и мех! Нынешний шелк многолик и неузнаваем!»), то Пако Рабанна («Нет ничего более сексуального, чем женская грудь, очертания которой проступают сквозь серебряные кольца кольчуги…»). Зачем ей нужен этот второразрядный модельер, когда Париж наводнен всемирными знаменитостями?! На прошлой неделе Лали представила ее Эрику Мартенсену, и тот взглянул на нее с интересом. Да-да, с интересом! И улыбнулся ей. Это, конечно, еще ничего не значит, не такая уж она дурочка, чтобы этого не понимать, но если приложить усилия, встретиться еще раз, потом еще… Кто знает?
Шарлотта вдруг поняла, как далеко увели ее мысли, а глаза Фрэнка по-прежнему устремлены на нее, и этот взгляд не предвещает ничего хорошего. «Чего доброго, еще и ударит», – подумала она. Но нет, все, хватит! Что может дать ей этот занудный критик-искусствовед? Правда, она привязалась к нему, с ним бывает весело, особенно когда он начинает дурачиться, а не строит из себя престарелого умника. Впрочем, он ведь и есть престарелый умник, кто же еще? Только она больше не нуждается в его назойливой опеке. Если хочет с ней спать – пожалуйста, но поучать ее больше не надо. Ей скоро семнадцать, и она уже год с лишним сама зарабатывает себе на хлеб. Шарлотте захотелось немедленно высказать это Фрэнку, но все-таки она не решилась… Вскочив на ноги, под пристальным взглядом Фрэнка она ушла в спальню.
Он подождал несколько бесконечно тянувшихся минут. Потом вошел в спальню. Внутри у него все кипело, и он сам боялся того, во что могла вылиться эта с величайшим трудом сдерживаемая ярость. Шарлотта, уже одетая в новые узкие джинсы и джинсовую жилетку на голое тело, вынимала из шкафа одну за другой свои вещи и бросала их как попало в большую сумку – видимо, она всерьез собралась уходить. Несколько минут назад Фрэнк представлял себе, как тащит ее к двери и, в одном халатике, оставляет на лестнице, захлопнув дверь перед ее носом. Но теперь, глядя на эти сборы, он понимал, что никогда не смог бы этого сделать, поэтому и ее поведение казалось ему только глупой демонстрацией. Словно она прочла его мысли и решила опередить его. Нет, не ты выставишь меня, я сама уйду! – кричали движения ее рук, сдергивавших с вешалок бесконечные платья, юбки, брюки, рубашки, майки, жилетки, пиджаки…
– Шарли, – позвал Фрэнк.
Его ярости как не бывало. Вернее, она свернулась клубком на сердце и давила своей тяжестью. Но все же это было отступление. Шарлотта не ответила, продолжая свое занятие.
Тогда он тихо вышел из комнаты и, вернувшись в кресло, закурил очередную сигарету. Руки перестали дрожать, и сигарета больше не прыгала в пальцах. Но через минуту ему снова стало не по себе. Он понял, что его преследуют бесконечные повторения. Рано или поздно в каждом романе наступает заключительный этап. Он может длиться сколь угодно долго, но его начало всегда легко определить. Ссор может быть великое множество, однако лишь одна вдруг становится началом конца. И если Фрэнк, зафиксировав этот момент, обычно продолжал вести себя по-прежнему, то его партнерша, сделав тот же вывод, могла одним махом приблизить финишную черту.
Он вспомнил, как много лет назад девушка по имени Уитни раздраженно передернула плечами и сказала ему: «В таком случае, не провожай меня!» Он забыл, из-за чего они тогда повздорили, но не забыл, что именно в тот вечер ему впервые не хотелось тащиться с ней рядом по ночному городу. Ее слова он до сих пор вспоминал с благодарностью – она избавила себя от многих ненужных вопросов, а его – от бессмысленно-упрямого молчания в ответ.
