Нива открыла дверь квартиры на сороковом этаже. Взглянув, нет ли почты на столике, поверхность которого имитировала инкрустацию из панциря черепахи, она удивилась: почты не было. Обычно горничная клала ее на поднос.
Проходя по длинному, устланному коврами холлу в большую спальню, она поняла, что случилось с почтой. Ирвинг пришел домой и забрал ее в свой рабочий кабинет. Исполнив обещание, он явился пораньше. Распахнув дверь спальни, Нива увидела, что Ирвинг копается в шкафу. Она обрадовалась, заметив, что возле широкой кровати стоит его сумка.
– Я дома, дорогой, – окликнула его Нива, направляясь в свою ванную, чтобы поскорее освежиться под душем после жаркого дня.
Когда через несколько минут она вернулась в спальню, Ирвинг выкладывал на стул рядом с комодом стопку шортов.
– Ради Бога, Ирвинг, – сказала она, – мы отправляемся всего на три дня. Так много тебе не понадобится.
– Планы изменились, бэби. Приходится ехать на Западное побережье, – сообщил Ирвинг, засовывая в сумку пару шлепанцев со своей монограммой.
Нива, открыв рот, застыла на португальском вышитом ковре, понимая, что уик-энд, на который она возлагала столько надежд, пошел прахом.
Ирвинг направился к шкафу и вернулся, повесив на палец несколько плечиков с шелковыми рубашками.
„Да говори же! – гаркнула ей в ухо Роза, бдительно отстаивающая права дочери. – Ты не можешь позволить ему так вести себя!"
Как ни огорчилась Нива, она прежде всего обвинила себя. Она ведь даже не объяснила ему толком, как много значит для нее этот прием у Гарнов. Надо дать ему понять, как она огорчена и уязвлена. Не зная, как действовать, Нива избрала не слишком агрессивную тактику.
– Я бы хотела знать, как вести себя, попав в „Бергдорфе" в такое дурацкое положение, – робко произнесла она.
Ирвинг промолчал, засовывая в сумку длинный шелковый халат.
– Ирвинг, – повысила голос Нива, – кассирша предложила мне подняться в кредитный отдел. Ты оплатил в этом месяце счет?
– Во вторник позвони в контору, – отозвался он, продолжая укладывать вещи. – Скажи Вивиан, чтобы она послала чек.
Так, все ясно.
– Сказать Вивиан? – не выдержала Нива. – Сказать Вивиан? Не хочу я ничего говорить твоей секретарше. Ты должен сам беспокоиться о своих делах. Ради Бога, Ирвинг, неужели ты не читал записки, которые я тебе оставляла?
– Я был очень занят.
Нива со вздохом опустилась на свою половину кровати.
– Ирвинг Форбрац, – вздохнув, проговорила она, – единственный, кто способен одержать верх над Аланом Дершовицом у свободного микрофона, не в состоянии вовремя оплачивать свои счета?
Едва только эти слова сорвались с ее губ, она поняла, что любой намек на репутацию Ирвинга заставит его вспомнить обо всех обидах. Красноватое лицо Ирвинга стало багровым, его остроконечная ван-дейковская бородка затряслась, когда он направился в ванную.
– Ты должен понять, что единственная причина, побудившая меня сегодня отправиться к „Бергдорфу", это необходимость что-то купить на прием к Гарнам, – бросила она ему вслед.
– Проклятье! – заорал Ирвинг из ванной, где, чем-то громыхая, собирал свои туалетные принадлежности. Он показался в дверях с большим несессером от „Марка Гросса" и ужасающим цветастым чепчиком, который он напяливал на голову в душе, чтобы не намочить свои длинные седеющие волосы. Каждое утро их укладывал парикмахер в „Тауэр Трамп". – Это дело на Западном побережье не терпит отлагательств. И мне необходимо быть там.
– Что это за проклятая спешка, почему ты должен лететь в Лос-Анджелес на уик-энд? Только не внушай мне, что Спилберг уже заинтересовался историей твоей жизни.
Ирвинг бросил на нее гневный взгляд.
– Ты что-то много болтаешь, Нива, распустила язык, – сказал он, поворачиваясь к своей сумке. – Так уж вышло: мне приходится представлять интересы девушки, так жестоко пострадавшей от этого знаменитого телеактера Кико Рама. И девушка, и пять свидетелей утверждают, что виновен он. Вовремя оказавшись на месте, я успею уладить это дело, так что, если хочешь, чтобы этот чертов счет у „Бергдорфа" был оплачен, тебе лучше помолчать.
Рывком схватив сумку с кровати, Ирвинг не оглядываясь направился к дверям. Нива ждала, когда захлопнется дверь. Так и не услышав этого, она пошла в спальню. Ирвинг в своем кабинете говорил по телефону: слов она не могла разобрать, но догадалась, что он записывает инструкции на автоответчик.
Едва она вернулась к постели, как закрылась входная дверь. Она глубоко вздохнула, подтянула покрывало, сложенное в ногах кровати, и прикрылась им: из кондиционера поступал холодный воздух. Она взяла одну из подушек Ирвинга и прижала ее к груди.
Прежде чем закрыть глаза, она обвела взглядом комнату. На стуле возле шкафа осталась стопка шортов, которые он собирался засунуть в сумку. Ему придется обыскать весь Беверли-Хиллз, чтобы купить их в уик-энд. Однако Ирвинг не сможет заниматься делами, если его яйца не будут ощущать прикосновение тонкого шелка. Она подумала, не позвонить ли швейцару. Ирвинг, скорее всего, стоит у дома и ждет машину. Если она сейчас позвонит, портье может позвать его, тогда он поднимется и возьмет свои шорты.
Нива устроилась поудобнее и натянула покрывало до плеч. Затем, протянув руку, отключила телефон. Перед ней проплыло улыбающееся лицо Розы: она сидела на лужайке в алюминиевом шезлонге.
У Бэби Байер зудело во рту. Она ощущала каждый зуб, и ей казалось, что какая-то когтистая лапа вцепилась ей в макушку и давит на глазные яблоки. Но точно Бэби знала одно – она не в своей постели. Простыни, почти невесомые, были из такого тонкого льняного полотна, что она почти не чувствовала их. Наволочки на подушках из такой же тонкой ткани были отделаны по краям бельгийскими кружевами. От постельного белья исходил легкий аромат лаванды.
Бэби боялась открыть глаза. А что, если кто-то в постели рядом с ней? А что, если она даже не знает, кто это? В памяти у нее всплыла сцена из фильма: главная героиня просыпается в залитой кровью кровати рядом с трупом. Едва представив себе это, она в ужасе открыла глаза. Над головой ее был прозрачный полог с блестящей шелковой отделкой. Балдахин закрывал массивную кровать с трех сторон.
Она медленно повернула голову, и боль переместилась ко лбу. Зажмурившись, она все же решилась открыть глаза и бросить взгляд на другую половину постели: она была пуста.
Бэби попыталась приподняться, но рухнула на подушки.
– Черт возьми, куда же я попала? – прошептала она. – О, мерзость, – простонала она, наконец вспомнив все.
Она была в одном из отдаленных летних „коттеджей", принадлежавших Тите и Джордану Гарнам. События прошлого вечера во всей полноте всплыли у нее в памяти, пока она маялась головной болью.
