– Всё в порядке, пап. Я здесь: жива и здорова. Что плохого может случиться в нашем маленьком Блу Бэй? – нехотя отпускаю его, разрывая наши объятия.
– Дорогая, как ты? – он обращается к матери, окинув её фигуру встревоженным взором.
– Обойдёмся без… глупых вопросов… Джош, – вздыхает она.
– Снова не спала? – переводит взгляд на меня, и я киваю.
Снова. Значит это продолжается уже какой-то период времени…
– Я сейчас принесу завтрак.
– Не нужен мне твой завтрак, Джош! – раздражённо протестует она. – Звоните моему врачу. Когда мне ехать в клинику?
– Поесть всё равно необходимо, – терпеливо отвечает ей он. – Давай, что-нибудь лёгкое. Детское питание или каша?
– Я сказала… тебе! Не хочу!
Взрывается. Почти кричит. Хорошо знакомая интонация… Ясно, что за период моего отсутствия отношения между родителями теплее не стали.
– Я позвоню врачу, мам. Но ты и правда должна поесть, – осторожно касаюсь её спины.
– Звони уже быстрее… Вон там мой телефон. Её зовут Карла Гаррет. И давайте, кто-нибудь, сделайте мне укол, я хочу спать.
Отец направляется к тумбочке, но я его останавливаю.
– Пап, мы уже делали рано утром.
– Ни черта он не помог! – пуще прежнего злится Элис.
Переглядываемся с отцом. Забираю телефон и выхожу в коридор. Направляюсь в свою комнату. Захожу туда и пару минут просто стою, прислонившись спиной к двери. Медленно осматриваю свою девичью обитель. Каждая деталь отзывается ворохом воспоминаний. Ведь здесь всё как прежде. Даже фотографии моих друзей на стене. Фотографии всех тех, с кем пришлось прекратить общение. Резко и без объяснений…
Тряхнув головой, прохожу мимо и занимаю подоконник. Ищу в списке контактов номер врача и нажимаю на вызов. Долго слушаю длинные гудки, и уже не жду, что мне ответят, но вдруг в трубке раздаётся мелодичный женский голос.
– Я слушаю…
– Миссис Гаррет, доброе утро.
– Доброе, – здоровается со мной врач.
– Простите, что беспокою в столь ранний час. Моя мама – ваша пациентка. Я звоню по её просьбе. Нам необходимо узнать, когда начнётся новый курс химиотерапии.
– Фамилия? – слышно, как она шуршит бумагами.
– Онил. Элис Онил, – уточняю я.
– Ах Элис… – странной интонацией произносит она. – Не знала, что у неё есть дети.
– Конечно есть! – её предположение задевает меня. – Я и мой брат Кид… мы живём в другом штате.
Миссис Гаррет молчит, и я начинаю думать, что пропала связь.
– Алло?
– Как можно к вам обращаться?
– Роуз, – замечаю отца, появившегося в дверном проёме.
– Вы могли бы подъехать в онкоцентр? По телефону сообщать такие вещи не совсем удобно.
– Говорите… пожалуйста, сейчас, – прошу я.
– Видите ли, Роуз… Вашей маме… больше не нужно приезжать на терапию.
– То есть как? А химия, лучи? Она сказала, что…
– Роуз, у вашей мамы всё очень-очень плохо. Мы боролись как могли, однако метастазы… увы… Поражены лимфоузлы и внутренние органы. Я пыталась менять состав препаратов…
Она вздыхает.
– Но есть ведь какие-то варианты? Можно попробовать что-то ещё? – отчаянно молю я. – Может, лучевая терапия?
– Мне очень жаль… Рак на четвёртой стадии фактически не поддаётся лечению. Лучи убьют Элис раньше срока, её организм устал. Он больше не выдержит.
– На четвёртой? – слёзы пеленой застилают глаза.
– Важно, чтобы Элис провела эти дни в кругу семьи. Окружите её заботой, любовью и теплом.
– Дни? – переспрашиваю, ощущая, как липкий страх проникает за шиворот.
– Дни, недели… Никто не даст точного ответа.
Дрожь россыпью бежит по коже. В голове десятки почему.
– Обезболивающие ещё помогают? – осторожно интересуется Карла.
– Уже мне кажется нет… – растерянно отвечаю я. – Маме очень больно. Она совсем не спит.
– Сейчас пришлю рецепт для аптеки. Нужно переходить на другой препарат. Так мы сможем помочь ей. Облегчить страдания. Роуз, дорогая, вы слышите меня?
– Да, я слышу, – тягостное чувство камнем повисает на моей шее.
– Мне очень жаль, девочка, но порой медицина бессильна.
Не могу даже попрощаться с ней. Не могу принять то, что услышала. Не могу поверить…
– Простите, меня ждут пациенты.
Просто опускаю руку вниз и невидящим взглядом смотрю на злосчастный телефон. Словно он и есть источник всех наших бед.
Глава 12
Ранним утром я сижу на кухне. Пью какао из своей любимой кружки. Кружки, которую когда-то мне подарила моя бывшая лучшая подруга, Дженнифер Смит. Сжимаю ладонями термочувствительное керамическое чудо, но сейчас даже миловидный, широко улыбающийся кот, проявляющийся при наличии в кружке кипятка, не способен поднять моё настроение. Потому что дома всё плохо. Очень-очень плохо.
– Ты бы поспала, – мой брат Кид, вернувшийся днём ранее из Сан-Франциско, целует меня в макушку и отходит к плите, чтобы сварить себе излюбленный крепкий кофе.
– Не могу, – признаюсь я, прижимая колени к груди.
– А надо.
– Не получается... Уже который день мучаюсь от бессонницы. Ты поговорил с папой? – зябко поёжившись, натягиваю рукав толстовки на кулак.
– Да.
– И как он? – обвожу пальцем каёмку своей кружки.
– До сих пор отказывается верить в происходящее, – вздыхает Кид, переставляя турку на дощечку. – Не может смириться с мыслью, что мамы…. не станет.
Киваю. Все мы тяжело восприняли последние новости, но отец в особенности. Слова врача были поставлены под сомнение, а медкарта матери проделала путь в соседние города: Сакраменто, Риверсайд и Сан-Диего. Там папа консультировался с другими специалистами, но все они, как один, лишь разводили руками и советовали ему вернуться к жене.
– Аманда так и не позвонила тебе? – всё-таки спрашиваю я, наблюдая за тем, как брат усаживается напротив.
– Нет. Да я и не жду её звонка, если честно, – подносит к губам белоснежную чашку и делает глоток.
Обжигается, конечно же. Поспешил. Мама тоже вот так всегда торопится...
– Прости, Кид, но я совсем не удивлена. Твоя Эм всегда думала исключительно о своём благополучии.
– Поставить свадьбу на одни весы с тем горем, что случилось в нашей семье?! Как так, Роуз? Не понимаю…
Он качает головой, на пару секунд прикрывает веки и массирует виски. Видимо, у него опять разболелась голова. Кид слишком много работает и слишком много времени проводит за компьютером, даже когда приезжает домой. Я уже говорила ему, что ни к чему хорошему это не приведёт.
– Может и к лучшему, что ты разочаровался в ней сейчас, а не после того, как она стала твоей женой, – обеспокоенно смотрю на брата.
– Может, – соглашается он, задумчиво потирая небритый подбородок.
Естественно он переживает, но, будучи интровертом по натуре, держит всё в себе. Вывести Кидмана на разговор – та ещё задача, но правда со мной он всегда откровеннее и сговорчивее, чем с кем-либо.
– Аманда уже новую «жертву» себе нашла, так что чёрт с ней, – нарочито небрежно отмахивается он, пытаясь продемонстрировать показное равнодушие.
Но я-то знаю, как плохо ему на самом деле. Как обидно и больно в душе…
Мой блуждающий взгляд задерживается на подоконнике. Там в красивом, расписном горшке стоит увядающая орхидея. В какой-то момент все забыли о ней, а когда вспомнили… спасать было уже поздно.
Так жалко. Раньше она постоянно цвела, но теперь от былого богатства остался лишь высохший стебель. Ни листьев, ни ярких фиолетовых цветов.
Странно, но несчастная орхидея ассоциируется у меня с тем состоянием, в котором находится мама. Она ведь тоже вот так погибает. А я совсем-совсем ничего не могу с этим поделать…
Какое-то время мы с братом молчим. В доме так тихо, что здесь, на кухне, слышно тиканье часов, которые висят на стене в гостиной. Я, честно, держусь до последнего, но, когда наши глаза находят друг друга, всё же не выдерживаю и шмыгаю носом.
– Мне страшно, Кид, – чувствую, как по щекам скатываются горячие слёзы.
