Выныриваю из омута расползающихся в разные стороны мыслей и крепко обнимаю Митю. По сквозняку, облизывающему спину, понимаю, что Павел выскальзывает на улицу, и чувствую, как ловкие теплые пальцы, запутываются в моих волосах.
Это папа поддерживает непутевую дочь, куда бы она ни влезла и что бы ни натворила. Упала бы с высокого дерева наземь. Расцарапала бы коленки об асфальт. Свалилась бы с велосипеда в овраг. Его надежные сильные руки всегда поднимут, успокоят, отряхнут.
– Спасибо, па.
– Ильины своих не бросают, – отец улыбается краешком губ, подает ладонь, помогая встать, и заботливо подталкивает меня вперед. – Давайте-ка оба спать. Поздно уже.
– Спокойной ночи.
Роняю негромко и, вопреки собственным прогнозам, моментально улетаю в страну Морфея. Осторожно ступаю по перистым облакам молочного цвета. Набираю в пригоршню звезды Млечного пути. Раскрашиваю темно-синее небо сиреневыми красками.
Так увлекаюсь волшебной страной, в которой очутилась, а может, просто не желаю возвращаться в суровую реальность, но трели будильника упорно не слышу. Веки приоткрываю по чистой случайности, утыкаюсь взглядом в висящие на стене часы и с диким кличем выскакиваю из кровати.
Заталкиваю в себя румяную ароматную гренку, торопливо чмокаю сына в макушку и горячо благодарю папу, вызвавшегося отвезти Митю в школу. Запрыгиваю в припарковавшийся у наших ворот желтый автомобиль с шашечками и мысленно подгоняю полусонного водителя, строго соблюдающего скоростной режим.
От всей души проклинаю извечные московские пробки, миную турникет с десятиминутным опозданием и, зазевавшись, врезаюсь в хмурую Жанну, спустившуюся вниз, чтобы принять у курьера корреспонденцию. Стопка писем, которые она держит, выпадает из холеных аристократических рук, белые конверты фланируют к моим ногам, молчание становится нестерпимым.
Правда, пауза длится недолго. Жанна притворно вежливо шаркает ножкой в черной лодочке и мстительно сообщает.
– Здравствуй, Кира. Беги к шефу. Он тебя давно-о-о ждет.
Распрощавшись с обещанной премией, в кабинет к Никите я протискиваюсь бочком и смиренно опускаю глаза вниз, считая квадратики на полу. Задерживаю дыхание, катаю нелепое извинение на языке, готовлюсь принять звание худшего работника года.
Но Лебедев не спешит меня линчевать. Он лишь молча проходится взглядом по воротнику моей блузки, коротко очерчивает фронт работ и обещает отпустить на час раньше, если я успею подготовить несколько срочных документов.
Если постараюсь, приеду аккурат к середине Митиной тренировки.
И я очень стараюсь. Жертвую перерывом на обед, до блеска вылизываю сухие формулировки и десять раз проверяю реквизиты прежде, чем снова потревожить Никиту.
– Все в этой папке.
Информирую счастливо, правда, тут же теряю запал. Бездушный, Лебедев парой фраз рушит мои планы.
– Извини, Кира. Придется пересмотреть нашу договоренность. Немцы прилетели, вот-вот будут у нас.
– Но ты же обещал, Никита…
Шепчу растерянно и придумываю тысячу и один аргумент, почему мое присутствие здесь необязательно. Готовлюсь предложить что угодно за пару часов отгула, а уже в следующий миг весь мой мир переворачивается вверх тормашками и рассыпается на миллион осколков.
Прикладываю трубку к уху и холодею. На автомате проделываю путь до двери и вцепляюсь немеющими пальцами в металлическую ручку.
– Вернись немедленно, Кира! Если ты переступишь порог этого кабинета…
Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Грубый окрик прорезает грудь. Безжалостные серые глаза впиваются в переносицу и порождают не вялый бунт – целую революцию.
– То что? Уволишь меня?!
– Влеплю выговор!
– Да делай, что хочешь, Лебедев!
Поднимаем градусы. Взвинчиваем ставки. Обмениваемся такой критической массой эмоций, что наши хрупкие оболочки едва не разрывает. Безмолвно друг друга проклинаем. Полосуем до фантомной крови, заливающей все пространство. Накачиваем концентрированным ядом.
Вздергиваем на дыбе. Ведем на эшафот. Точим топор. И так же стремительно выдыхаемся.
Секунда. Вторая. Третья. Оглушительный залп. Белый флаг. Капитуляция.
– Кира, пожалуйста. Я без тебя не справлюсь.
Никита первым идет на попятную. Высекает сипло. Принимает безоговорочное поражение. Только я не могу остаться.
– У меня сын попал в больницу! Я немедленно еду к нему.
Губы сами озвучивают факт, способный поставить крест на моей карьере в этой фирме. Поджилки трясутся. Колени подкашиваются. Тело бьется в тропической лихорадке.
Правда, Лебедев ошарашен не меньше моего. Он шумно тянет воздух ноздрями и медленно ослабляет тугой узел антрацитово-черного галстука, пытаясь сложить в цельную картинку самостоятельные детали кривого паззла.
– У тебя есть ребенок? Этого не было в личном деле. Чего я еще о тебе не знаю, Кира?
Ощупывает меня тяжелым пристальным взглядом и каменеет, пока в моем воспаленном мозгу крутится убийственный ответ: «Того, что этот ребенок твой!».
Глава 12
Никита
Кислород в легких заканчивается быстро и скоропостижно. Давит проклятый галстук. Сжимается безжалостной удавкой на шее. Верхняя пуговица рубашки внезапно приклеивается к коже и начинает ее жечь.
Фокус плывет. Мотор барахлит. Желудочек выталкивает кровь неравномерными порциями. Хреновые ощущения, одним словом, которые никуда не исчезают, как я ни стараюсь от них избавиться.
Дышу ли глубоко. Глотаю ли ставшую безвкусной воду. Поднимаюсь ли на ноги, чтобы распахнуть окно и впустить в помещение свежий воздух.
Все равно задыхаюсь.
Катаю на языке сотню вопросов, на которые необходимо получить ответ, чтобы в конечном итоге вычленить самый главный.
– Что с сыном, Кира?
– Я не знаю, Никит. Что-то случилось на тренировке.
Сгорбив плечи, всхлипывает Ильина и опускает дверную ручку. Тихий неясный щелчок слышится как громогласный выстрел и поражает в самое сердце. По крайней мере, все системы организма в считанные мгновения начинают работать на максималках.
Я даже не замечаю, как преодолеваю разделяющее нас с Кирой расстояние и накрываю ладонью ее ладонь.
Решение принимаю незамедлительно. Я не могу отпустить ее одну.
– Поехали. Я отвезу.
Высекаю твердо и осторожно подталкиваю вздрагивающую от звука моего голоса девушку вперед. Меня самого знатно лихорадит, но рассудок остается незамутненным. Уверен, я смогу доставить нас целыми и невредимыми в больницу
