Он — комбинация двух миров, каким — то образом поразившая мою вселенную.
Издалека доносится хруст, и я застываю на месте. Делаю паузу, опираясь на импровизированный посох. Присущий лесу гул почти оглушает: беготня белок, щебет птиц. Но мой слух наготове: я жду звуков более крупного животного, шагов потяжелее.
Тех, что издают олени или рыси… или чёрные медведи.
Они водятся в лесах Теннесси, и могут быть большими, мощными… и злыми. Я не слишком беспокоилась о них, пока была с Тревором. Инстинктивно знала, что могу доверить ему свою защиту. Но теперь, когда осталась одна… страх стал бесконечно реальнее.
Холодный пот, выступивший на лбу, больше не высыхает, а бежит солёными каплями по лицу, заставляя солнечные очки соскальзывать. Сдвигаю их ещё дальше на лоб, вжимая в волосы.
Наклоняю голову набок, прислушиваясь… сильнее… тщательнее… так внимательно, что, кажется, слышу собственное сердцебиение. Ничего. Я ничего не слышу. Прерывисто вздыхаю и снова начинаю двигаться.
Но затем раздаётся ещё один громкий хруст, превращающий меня в статую, фиксирующий конечности на месте. Я бы предпочла услышать царапанье маленьких когтей, может, тихий писк… потому что это… это что — то иное.
Нет сомнений насчёт этого звука; я слышу, как тяжело он ощущается. Это всего лишь шаг, спокойный, медленный… неторопливый.
Я не одна.
***
ТРЕВОР
Сумерки наступили несколько часов назад, а ещё через несколько часов… я всё ещё в поисках. Дневной свет давно исчез, и я хронологически ближе к новому солнцу.
А Кэт… всё ещё не найдена.
После того, как она ушла, я двигался с таким энтузиазмом, о котором и не подозревал, прокладывая путь быстрее, чем позволяло моё раненное плечо. Едва дышу, стараясь все время двигаться, не тратя время на безделье. Я не могу рисковать перерывом на личную гигиену. От этого зависит жизнь Кэт.
Ночь тяжело опускается на меня, и чем глубже становится темнота, тем быстрее я передвигаюсь, продвигаюсь вперёд дальше. Царапины теперь покрывают всё моё тело, как и пот. Голос охрип от постоянных криков, и теперь её имя звучит шёпотом сквозь растрескавшиеся губы.
Я ничего не чувствую. Ничего не слышу. Ни о чём не думаю… кроме Кэт.
Кэт. Кэт. Кэт.
Она где — то там, в полном одиночестве. Беззащитная, с пустыми руками, уязвимая. Я должен найти её. Тонкая игла усталости снова пронзает тело, но я преодолеваю её, желая, чтобы тело перестало жаждать отдыха и сна. Каждый раз, когда начинаю думать о сне, то представляю длинные каштановые волосы Кэт. Каждый раз, когда подумываю сесть, я представляю эти большие голубые глаза, смотрящие на меня.
Я помню выражение чистого страха на её лице, неподдельный ужас в ледяных глазах, когда мы посмотрели друг на друга тогда, в автобусе. В тот момент между нами пронеслось общее, невысказанное понимание.
Словно мы знали. Знали, что автобус разобьётся.
Я никогда больше не хочу видеть этот страх в её глазах. Одна только мысль… что она может быть напугана сейчас, толкает меня вперёд, словно ракету.
Проходит ещё час, может быть, два. Чувство направления нечасто подводило меня, и я надеюсь, что и сейчас не подведёт. Кажется, я уже близко, но точно сказать не могу.
Ноги сводит судорогой. Икроножные мышцы скручены узлами. Кожа на руках и ногах холодная. По правде, очень холодная.
Неужели температура упала? Не могу сказать точно. Но кровь под кожей чертовски горячая.
Плечо снова начинает гореть, а сумка, словно якорь, тянет к земле. Стаскиваю её с плеча, позволяя упасть на землю. Можно мне её оставить? Нет, я не могу… но этот вес…
Нет, нет, нет. Мне нужно идти дальше. Я должен идти дальше.
Стучу по ладони своим гаснущим фонариком: попытка вернуть немного света. Свет тускнеет: яркий луч превращается в бледное свечение. Мигание, мерцание — признаки последнего вздоха.
А может это у меня?..
Зрение то исчезает, то появляется, перед глазами все плывёт. Некогда твёрдая земля сейчас кажется зыбучими песками, и мне требуются усилия, чтобы передвигать ноги.
В отчаянии открываю сумку и начинаю копаться в ней. Рукоятка… я не могу найти рукоять. Внезапно чувствую под пальцами что — то прохладное и хватаю. Пушка.
Пальцы дрожат, когда я сжимаю её: потная ладонь почти позволяет ей выскользнуть. Я боюсь её использовать. Боюсь не использовать.
Но у меня нет выбора.
Поднимаю глаза к небу и смотрю прямо на луну. Сквозь деревья как раз видно её полумесяц.
Моя цель должна быть точна. Нельзя промахнуться. Иначе я точно умру. На самом деле, я могу умереть в ту же секунду, как нажму на спусковой крючок.
Навожу ствол на освещённый полукруг и прицеливаюсь. У меня ослабла рука. Дрожит, как лист на ветру.
Спокойно…говорю я себе. Спокойно…
И нажимаю на спуск.
Искра устремляется к небесам, оставляя огненный след, и взрывается на фоне ночного неба красным.
Очень красиво. Возможно, это последнее, что я увижу.
Грудь сдавливает. Перехватывает горло. Я едва могу найти в себе силы вдохнуть. Подтаскиваю сумку, из последних сил швыряя её перед собой.
Колени подгибаются, и я чувствую движение ветра на своём лице, когда падаю на зелёную поверхность. А потом… вообще ничего не чувствую…
Глава 10
Атмосферное давление
ТРЕВОР
Руки. Пальцы. Ногти.
Они повсюду. Вокруг меня. Подо мной.
Вцепились в меня. Некоторые из них копаются во мне.
Голоса. Прямо здесь. Раздаются откуда — то сверху. Говорят так быстро. Я не могу… не могу разобрать их.
Никакого смысла. Почему… почему я не могу понять их?
Что — то здесь не так. Мой мозг… не в состоянии расшифровать слова. Я хочу открыть глаза… но веки такие тяжёлые.
Рот словно заклеен. Язык не шевелится ни на сантиметр.
Чьи это руки? Голоса? Где я?
Кэт…
***
Я чувствую тепло от огня ещё до того, как вижу его, до того, как свет доходит до моего вялого сознания. Он ощущается тёплым и желанным: восхитительно. Помню, как ещё совсем недавно мне было холодно — так холодно. Я видел собственное дыхание.
Но я все равно потел: мёрз и обливался потом. Почему? Дело было не в температуре, нет. Всё из — за бега, напряжения. Я так устал. Все кости и суставы болели, язык онемел.
И вот я на земле…
Чёрт возьми, я потерял сознание.
От этой мысли резко распахиваю глаза и начинаю подыматься. Двигаюсь спешно и панически, отчего опрокидываю что — то неустойчивое возле себя. Чья — то рука нежно опускается на моё плечо, и я чуть не выпрыгиваю из своей кожи, отскакивая назад так далеко, что падаю.
Смотрю вверх и замечаю, что на меня смотрят добрые карие глаза. Они осматривают меня. Останавливаясь где — то в районе моих ног. Глаза идут вкупе с рукой, протянутой ко мне в приглашающем жесте ладонью вверх.
Я действую инстинктивно: хватаюсь за руку, чтобы принять устойчивое положение, и быстро настороженно отклоняюсь.
Я больше не в лесу. И не знаю, где нахожусь.
Карие глаза смотрят на меня из комнаты в тёплых лесных оттенках. Богатые оттенки золотого и коричневого, жёлтого и красного украшают стены. Высоко над головой висят замысловатые фигуры. Некоторые стены увешаны красочными племенными масками.
Чёрт. Где я? Кэт…
— Она в порядке, — произносит чей — то голос, и я снова возвращаюсь к владельцу карих глаз. Они принадлежат женщине. На вид она средних лет, но я не могу сказать наверняка. В её взгляде пляшут веселье и молодость, что противоречит морщинкам возле рта и бровей.
Лицо у неё красновато — коричневое, а нос внушительно — орлиный. Она скорее красива, чем хороша собой, но её манеры указывают на врождённую мягкость, которая добавляет тепла её точёному лицу.
Она старается больше не прикасаться ко мне, и я знаю, что женщина понимает, в каком я сейчас состоянии. Может, она слышит мои мысли?
Словно по сигналу, она говорит:
— Ты произносил её имя во сне. Кэт скоро вернётся. Ушла принести тебе ещё воды. Нам пришлось заставлять тебя пить, когда ты приходил в себя. Ты был сильно обезвожен. — Она приподнимает бровь, одаривая меня весёлой улыбкой.
