её глаза широко раскрыты и трезвы.
— Дом. Задний двор. Я много бегаю трусцой. — А ещё много упражняюсь, потому что мне это нужно, и тренируюсь, что очевидно.
— Что такого замечательного на твоём заднем дворе? У меня всё в открытом доступе — везде есть люди. В твоём квартирном комплексе есть общественный центр?
Эм, нет.
Вполне логично, что девушка предположила, что я живу в квартире, поскольку мы в Чикаго, и почти все так живут, особенно люди нашего возраста. Она и не подозревает, что я обитаю за городом, в закрытом коттеджном посёлке, в доме за четыре миллиона долларов. Купленным мною.
В двадцать четыре года.
Миранда была бы очень шокирована.
Или…
Может быть, ей было бы наплевать, и у меня такое чувство, что так оно и было бы. Она знает, что Уоллес богат, знает, что он хорош собой, и всё равно не хочет иметь с ним ничего общего.
— Ты снова это делаешь, — говорит она мне, подталкивая локтем, и я смотрю вниз, в её пустой стакан из-под «Мохито». Чёрт, девушка, должно быть, всё выпила, пока я грезил наяву.
Девушка, должно быть, захмелела, чувствует кайф, если дразнит меня.
— Что делаю?
— Дистанцируешься. — Она сдерживает улыбку. — Знаю, что я не такая уж захватывающая — ты не обязан стоять здесь и составлять мне компанию.
Чувство вины, словно сжатый кулак, ударяет меня в живот. Это то, что она думает? Что мне с ней скучно?
Вряд ли.
— Извини, у меня… — Я ищу оправдание. — Это была сумасшедшая неделя.
— Ясно, — невозмутимо отвечает она. — Как я уже сказала, не позволяй мне тебя задерживать. — Миранда делает паузу и смотрит поверх барной стойки. — Но не мог бы ты оказать мне одну услугу, прежде чем уйдешь? Можешь заказать мне ещё выпивку? Они оставят меня стоять здесь всю ночь, а я не хочу оставаться с пустыми руками — это странно.
Вряд ли это можно назвать одолжением.
Я протягиваю руку с поднятым пальцем.
Тиффани появляется в мгновение ока; я протягиваю ей пустой бокал Миранды.
— «Мохито»?
Я киваю.
— Вау. Это просто нереально. — Миранда качает головой с… отвращением? Презрением? Недоверием? Трудно сказать при таком освещении, которое окрасило всех в лёгкий оттенок синего. Ей это идет, и мне интересно, какого цвета на самом деле её топ. — Ты просто щёлкаешь своими прекрасными милыми пальчиками, и она подбегает. Должно быть, это приятно.
На самом деле это приятно, но давайте сосредоточимся на «прекрасными милыми». Моими прекрасными милыми пальчиками? Она на самом деле имеет в виду мои руки или косвенно ссылается на моё уродливое лицо?
Я знаю, что на меня не очень приятно смотреть, но она не должна быть стервой из-за этого.
— Я не понимаю. Почему вас всех так легко и быстро обслуживают, когда я просто стою здесь, как дерьмо в чьей-то чаше для пунша? — размышляет она, постукивая рукой по барной стойке.
— Ты только что назвала себя дерьмом в чаше для пунша?
В смущении она подносит руку ко рту.
— Ой. Я это в слух сказала? О боже, мне так жаль.
Я качаю головой.
— Не надо… Я просто раньше не слышал ничего подобного от женщины. — Я слышал это только от мужчин, обычно, когда им на самом деле хочется посрать. — Ты с юга? У тебя всё просто слетает с языка.
— Нет, просто мне нравится эта фраза, и я люблю юг. — Ей приносят «Мохито», и Миранда делает глоток, прежде чем склонить голову. Расстегивает сумочку и достает двадцать долларов. — Вот, это за напитки. Спасибо тебе за помощь.
В этом сценарии есть несколько неправильных моментов.
1. Двадцати долларов недостаточно, чтобы покрыть два её напитка, но я далёк от того, чтобы указать ей на это. Не хочу смущать её ещё больше. Скорее тридцать долларов — даже сорок долларов, если с чаевыми.
2. У меня никогда раньше не было женщины, которая вытаскивала бы деньги из своей сумочки, чтобы заплатить мне.
3. Она ожидает, что я приму деньги, и я предвижу спор, к которому не готов.
Но поднимаю руку в знак протеста, отталкивая деньги в её руке.
— Не нужно.
— Нет, возьми. — Она взмахивает ими в воздухе. — Я настаиваю.
Как я и предполагал, такая девушка, как Миранда, полна принципов. Очевидно, что она пришла в этот бар не для того, чтобы найти себе спонсора.
— Я угощаю, — возражаю я. — Если только не хочешь, чтобы я оставил их на стойке в качестве чаевых. — У меня открыт счёт, и все бармены знают, что мы дадим очень щедрые чаевые, так что это пустая угроза, но Миранда этого не знает.
— Что! Дьявол, нет — она даже не обращала на меня внимания! — Девушка забирает банкноты обратно, засовывает их в её маленькую чёрно-золотую сумочку. — Прости, но нет.
Я смеюсь. Миранда замирает и смотрит на меня, широко раскрытыми глазами. Пялится так, словно у меня выросла вторая голова, и теперь я чувствую себя неловко и неуютно.
Я немедленно останавливаюсь.
— Что?
— Ничего. — Она качает головой, как это делают девушки, когда «ничего» что-то значит. Прикусывает нижнюю губу, улыбается и делает ещё один изящный глоток «Мохито», алкоголь, вероятно, затуманивает её мозг.
«Миранда, должно быть, пьяна; такое ощущение, что она флиртует».
Но девушка не может быть пьяна — она выпила только один напиток!
— Почему ты так смотришь на меня? — Я на самом деле хочу это знать. Девушки не смотрят на меня так, даже когда находятся у меня дома, или в моей постели, или тратят мои деньги.
— Как «так»? Я просто смотрю — это не преступление. — В этот момент она наклоняет голову, изучая меня. — Почему вы все такие высокие?
— Кто?
— Ты и твои друзья. Это похоже на слёт великанов. — Ещё одно покачивание головой. — Это так странно.
Я хочу рассмеяться. Хочу сказать ей, что она очаровательна, мила и забавна, но вместо
