стиральную доску на его животе, чувствуя горячий, стоящий член.
— Я бы трахнул тебя еще, но мне вставать в четыре. Пойдем спать.
Я тут же отнимаю задницу, отворачиваюсь, закрывая грудь руками. Словно я выпрашиваю. Это он ворвался в мою квартиру, а у меня в очередной раз просто выбора не было.
Он смывает с себя пену. С меня. Вытирается полотенцем и протягивает мне. Надо еще одно повестить.
Господи, о чем я думаю. Какое, еще одно?!
Пока он чистит зубы новой, непонятно откуда взявшейся щеткой, я вытираю волосы и рассматриваю его украдкой.
— Что?
— Наверное это твоя работа выглядеть мечтой фитнес зала.
— Не обязательно. У нас много и щуплых, вроде твоего Коли.
Опять он про него.
— А ты тогда почему такой перекаченный.
— Не нравится?
— Нет. Ты тяжелый и неповоротливый.
— А, мне это зачем? Я лучше поиграю роль неповоротливого шеста, вокруг которого ты будешь крутится.
— Вот еще. И я не танцую на шесте.
— Я знаю, не кипятись, мне реально надо поспать.
Возникает даже мысль, чтобы не дать ему поспать, но это кажется совсем глупым. Меня и саму рубит. Еще работу новую искать придется.
Так что, когда мои волосы подсыхают, а я выхожу из душа, Леон уже спит.
Я смотрю на время. Полночь. Он собирается спать так мало?
Ставлю себе будильник на три. Накормлю его утром и узнаю про Колю. Думаю, теперь он должен мне помочь.
Только укладываю голову на подушку, чувствую тяжелую руку на своей тали. От нее такой жар исходит по всему телу, что никакого одеяла не надо. Просто поворачиваюсь на бок и пытаюсь заснуть, при этом воюя с собственной совестью.
С одной стороны, я помогаю родному человеку, а с другой разрушаю себя.
Будильник сработал вовремя. Я тихонько вылезаю из под горячих рук, что стальными тросами держали меня в кровати. Шлепаю по полу к кухонному гарнитуру. Достаю миску, стараюсь действовать медленно, но все равно раздается шум. Я пару раз дергаюсь, смотрю не проснулся ли Леон. Спит. Уткнулся в подушку, являя мне свою могучую спину. Он занимает весь диван. Как мне удалось вообще там уместиться.
Я открываю холодильник, который к моему удивлению снова забит едой. И когда только успел. Уснул же. Замечаю на полу пару пакетов. Значит забыл про них?
Рассматриваю деликатесы и яйца, которые я бы никогда не стала себе позволять.
Вообще в груди рождается сопротивление. Он что, едой меня купить хочет? Бытовыми благами? А чего тогда квартиру не покупает, что это за подачки.
Бешусь, пока замешиваю тесто, бешусь, пока жарю блины, уже даже не пытаясь быть тихой. Пусть просыпается, уже почти четыре.
И правда, через минуту слышу за спиной тяжелые шаги в сторону ванной. Квартира маленькая, так что я могу примерно понять, что делает за тонкой дверью.
Морщусь, когда он отливает. Так громко, словно он это делает рядом со мной.
Хочу уже крикнуть, чтобы стульчак опустил, но вовремя себя торможу. Мне с ним не жить. Возможно уже сегодня он поговорит насчет Коли, и мы с ним станем свободными.
Я уже скидываю десятый блинчик в тарелке, смазываю сливочным маслом, когда дверь ванной открывается, впуская в комнату запахи моего геля для душа острого мужского аромата. Он проникает в поры, вынуждая вспомнить мою ночную капитуляцию перед грязным удовольствием, которое принес мой незваный гость.
— Доброе утро, — звонко произношу я, повернувшись. Леон даже дергается, держа в руках свои боксеры, мелькая голой задницей. Я мельком на нее смотрю, потом взгляд поднимаю на спину. Только сейчас замечаю витиеватые рисунки на предплечье. Но отсюда не удается посмотреть, а он уже надевает футболку. — Я тебе блинов нажарила. Успеваешь поесть?
Он надевает штаны, потом внимательно на меня смотрит. Прищуривается.
— Отравила блины?
— Нет, — я даже обиженно застываю. — Если бы хотела тебя убить, проще было бы ножом.
— Не проще. Женщины как раз склоны к отравлению, садись, будешь надкусывать каждый блин.
— Да пошел ты! Я же старалась! Попробуй хоть один.
— Для меня старалась или для Коли своего?
Меня встряхивает, как от электрического тока. Я просто хватаю чашку с тестом и бросаю в него. Он успевает увернуться, но все равно вся его одежда заляпана сладкой субстанцией.
Я пораженно замираю, смотря как она стекает по только что надетой одежде. А другой у него нет.
— Значит я прав? Хотела задобрить меня блинами? Может и трахалась вчера добровольно поэтому? Думала, что ноги раздвинешь раз и Коленька вернется? Это он тебя надоумил? Сказал лечь под меня добровольно? А отсосать не сказал? Может он тебя учил, чтобы потом своим партнерам по бизнесу продавать? Поэтому целкой оставил?
От его правды жжет глаза, словно в них песка накинули.
— А ты думал, что мне нравится, как твой член меня на части рвет? Ты мне противен! И секс с тобой худшее, что случалось в моей жизни! И оргазма я вчера имитировала!
— Неплохо сыграла надо сказать, я почти поверил, — подходит он близко, я жмусь к столу. Удавит? Убьет? Он стягивает с себя одежду, бросает на пол. Остается в одних боксерах, затем просто забирает тарелку с блинами, ботинки и уходит из квартиры.
Я лишь моргаю, смотря ему вслед. К окну бросаюсь. Неужели так и поедет.
Смотрю из окна как он ставит тарелку на крышу машины, активно работая челюстью, открывает багажник, доставая оттуда новую одежду. Просто отлично блин. У него там шкаф?
Ну и хорошо, что ушел. Только вот… С Колей опять промашка. Он наверняка будет звонить? И что я скажу? Что вместо того, чтобы уговорить Леона, устроила ему очередной скандал?
Провожаю машину глазами, мельком замечаю, как Леон жует, пока выезжает со с тихого, безлюдного двора.
Отворачиваюсь, чувствую запах, понимая, что сожгла блин. Осталась голодной, а еще придется убирать разлитое тесто. Отличное утро, Вера. Ты просто молодец!
Чтобы не загружать себя лишними мыслями и ненавистью к самой себе, я затеваю стирку. Выстирываю белье, потом одежду. Черную. Потом вывешиваю на балконе. Когда она подсыхает, глажу.
Монотонная работа отвлекает.
Делаю себе легкий завтрак и принимаюсь за учебу. Часов в восемь звонит телефон. Я на автомате беру трубку, но вздрагиваю, когда слышу голос Коли.
Чувство вины топит, не дает даже вздохнуть, говорить нормально.
— Как ты, детка?
— Нормально… Как ты?
— Хуево. С Леоном совсем туго, да? Или он на тебя не клюет?
Я прикрываю глаза, приготовившись врать.
— Он вообще неделю уже не появляется. Не знаю,
