— Но ты ведь приедешь навестить меня? Он помедлил с ответом.
— Если смогу.
— Мне кажется, ты грустишь, избавляясь от меня? — отметила она, не глядя ему в глаза. — Я думала…
Габриель задержал дыхание и медленно выдохнул.
— Думала что?
— Что я нужна тебе.
— Ну конечно, ты нужна мне, Сара.
— Но… я думала о другом… — Краска залила ее лицо, шею. — Мне казалось, что я стала нужна тебе, как бывает нужна женщина мужчине. — Она осмелилась поднять на него глаза. — Прошлой ночью, когда я поцеловала тебя… Тебе это было неприятно? Поэтому ты хочешь отослать меня?
— Нет, Сара. — Он потянулся к ее руке, но передумал и засунул свою руку в карман брюк.
— Все дело лишь в том, что ты слишком молода, дорогая…
— А ты так стар?
— Старше, чем ты можешь себе представить, — ответил он с некоторой заносчивостью. — Я хочу, чтобы ты увидела весь мир, который был закрыт для тебя. Хочу, чтобы у тебя появилась возможность расправить крылья.
— Но… я теряю тебя.
Боль пронзила сердце Габриеля. Она могла потерять его на неделю, месяц, год, пусть даже на всю жизнь, а он терял ее на целую вечность, бесконечные дни и ночи…
Габриель сидел в своем любимом кресле, бессмысленно уставившись в потемки. Пять лет прошло с тех пор, как он отослал Сару во Францию. Пять лет-один миг в жизни вампира, раздраженно думал он. Однако каждый прожитый день казался ему вечностью.
Когда Сара уехала, он так и не смог обрести покой. Чтение казалось бессмысленным, музыка не приносила утешения. Для него неизбежной пыткой стали походы в театр, где на месте каждой балерины он пытался представить Сару.
Потеряв всякий аппетит, он насыщался урывками, когда голод становился мучительным, вцепляясь в него как дикий зверь. Только тогда он выходил из аббатства на охоту, шныряя в поисках добычи по дальним темным закоулкам.
Но даже озверев от голода, Габриель брал лишь немного, чтобы поддержать свои силы, ненавидя того, кем он был, потому что это мешало ему получить то, что он хотел — Сару.
Пять лет… Она должна быть уже взрослой дватщатидвухлетней девушкой. И тут он понял, что должен непременно увидеть ее снова, хотя бы один раз, и после этого уйти в подземелье, оставаясь там, пока не иссякнут до последней капли силы, пока она не будет окончательно спасена от его нечистого голода.
Сара теперь танцевала в парижской Опере. Это было изумительное здание. Габриель знал его историю, он был в Париже, когда Шарль Гарнье создал проект театра. Строительство началось летом 1861 года, фасад открыли в 1867 году. Работы продолжались и во время франко-прусской войны 1870 года, а незаконченное здание использовалось как арсенал и склад для провианта.
Габриель покинул Париж, когда началась его осада, ненавидя ужас и смерть, вырвавшиеся из зловещего мрака, который постоянно мучил его самого. Еды не хватало. В зоопарке убили всех животных и по бешеным ценам распродали в рестораны. Богатые поедали мясо слонов, бедные — собак, кошек и крыс. Париж горел, люди голодали, улицы были забрызганы кровью.
Он не был в Париже до 1875 года, когда на парадную театральную лестницу ступили первые почетные гости.
Габриель наклонился вперед, впиваясь взглядом в лицо Сары, едва она выпорхнула на сцену. Она была обворожительна, и было невероятно, что она выучилась танцевать и добилась успеха за столь короткое время-пять лет. Постоянная театральная публика, балетоманы, называли ее успех чудом. Но для Габриеля здесь не было ничего чудесного. Кровь, его проклятая кровь помогла ей взлететь на гребень славы.
Ожидая поднятия занавеса, он прислушивался к разговорам вокруг. Все твердили о Саре, о ее невероятной легкости. Движения ее были безупречны и полны одухотворенности, все сходились на этом.
И вот теперь он сам видел ее танец, и ему оставалось лишь присоединиться к общему мнению.
Ножки ее порхали по сцене, казалось, она парит над ней. Тело ее было таким нежным и хрупким, словно фарфоровым, лицо сияло, глаза сверкали, и он знал, что на краткое время балета она полностью перевоплотилась в Жизель. Танец ее передавал мельчайшие оттенки чувства.
Когда занавес упал, он откинулся в кресле, закрыв глаза. Исполнение было безупречным. Он понял, что она рождена для танца. То, что он видел, не было ремеслом, движения ей диктовали сердце и душа.
«Ты хотел лишь увидеть ее, — напомнил он себе. — Теперь пора уходить».
Но ноги не желали подчиняться сигналам разума, и очень скоро Габриель, помимо своей воли, оказался в тени перед служебным выходом из театра. Он ощутил ее приближение за некоторое время до того, как она показалась в двери. Сначала он увидел только Сару, ее сияющие голубые глаза, ее длинные золотистые волосы, спадавшие на хрупкие плечи с божественной красотой.
А затем он заметил рядом с ней мужчину и то, как тот властно сжимает ей руку.
Низкое урчание заклокотало в горле Габриеля. Первым его желанием было атаковать, разорвать ее спутника голыми руками. Но затем он увидел, как дружески улыбается Сара молодому человеку, заметил счастье в ее глазах и почувствовал себя так, будто кто-то вонзил кол ему в сердце.
Растворившись в тумане, Габриель следовал за ними до небольшого кафе внизу улицы, видел, как они сели за боковой столик, обсуждая вечерний спектакль, и узнал, что ее спутника зовут Морис Делакруа и что он танцует вместе с Сарой.
— Не правда ли, я была сегодня хороша? — сказала Сара, но в ее тоне не было хвастовства. — Это странно, но я чувствовала, будто…
— Будто что?
— Не знаю, не могу объяснить, Морис. Я бы желала…
— Чего бы ты желала? — спросил Морис, придвигаясь ближе и беря ее руки в свои.
— Ах, если бы только Габриель мог видеть сегодняшний спектакль! Уверена, ему бы очень понравилось.
Морис раздраженно отдернул руки.
— Снова этот Габриель! И когда ты покончишь с этой твоей детской влюбленностью в своего опекуна?
— Я вовсе не влюблена. Но я потеряла его, вот и все. — Сара уставилась на подсвечник в середине стола. То короткое время, что она провела с Габриелем, казалось теперь таким далеким, но никогда не забывалось.
Сначала она пробовала писать ему, хотя и не знала его полного имени и адреса, не считая развалин Кроссуикского аббатства, и ее письма возвращались обратно с соответствующей пометкой.
Денег на ее банковском счете было всегда достаточно. Она чувствовала неловкость, тратя их и не имея даже возможности сказать ему хотя бы «спасибо».
Одно время она отказалась тратить деньги со счета, но через два месяца получила от него письмо, в котором он требовал, чтобы она не стесняла себя в средствах. Эго было единственное письмо, которое ей удалось получить от Габриеля, и поэтому она всюду носила его с собой, пока не обтрепались края. Боясь, что оно совсем порвется, Сара вложила письмо в первую программку, где она была названа прима-балериной.
