В конце концов, они не имеют ни малейшего понятия, как на самом деле ходить этой походкой или говорить таким образом. Тот факт, что вы можете купить мой «стиль» в H&M, возможно, лишил меня моей угрожающей репутации... но это не значит, что я не представляю угрозы.
Весь день я провожу в поисках Сильвер. Позвольте мне сказать, за ней не легко следить. Клянусь, я вижу одни и те же повторяющиеся лица в коридоре, снова и снова, но не эту девушку с затравленным взглядом в глазах. Кажется, что она стала призраком с того момента, как вошла в школу Роли, и до того момента, как выйдет отсюда. Я нисколько не удивлен, не обнаружив её в столовой во время обеда. Обычно покидаю территорию школы и сам обедаю в закусочной неподалеку, но не сегодня.
Я направляюсь к выходу, собираясь отправиться на поиски чего-нибудь более вкусного, чем еда в кафетерии, но тут замечаю еду и понимаю, что на самом деле она очень далека от того мусора, который был в Беллингеме. Схватив нагруженный поднос с едой — бургер, кусок лазаньи, чашку шоколадного пудинга — я нахожу свободный столик и приземляюсь, готовый подкрепиться. Я не в восторге о того, что чувствую, как кто-то справа от меня опускается на скамейку рядом со мной. Один-единственный банан появляется на столе рядом с моим подносом, и всепоглощающий, сладкий запах, ударяет мне в нос.
— Вау. Ты голодал дома или что?
Я вздыхаю, раздражение вгрызается мне в спину. Это опять она — ходячая сумочка. Зен садится на скамейку лицом ко мне, многозначительно улыбаясь, очищает банан и откусывает кусочек. Эта цыпочка реально никогда не видела ни одного гребаного фильма? Разве она не знает, что она ходячее клише? Помимо отвратительных духов, которыми она себя облила, от нее еще и разит отчаянием. Весьма непривлекательно. Девушка смотрит на мой обед так, словно это самая отвратительная и самая соблазнительная вещь, которую она когда-либо видела в своей жизни.
— Но я серьезно. Ты живешь в сиротском приюте? — Она прочищает горло, а затем говорит с ужасным английским акцентом. — Пожалуйста, сэр. Можно мне еще немного?
Глупая, невежественная, заносчивая сучка.
— Оливер Твист. Мило. Нет, я вырос не в сиротском приюте.
Зен сияет.
— О, я знаю. Я просто валяла дурака. Я…
— Теперь их называют «домами для мальчиков». Я жил в одном из них с шести лет до одиннадцати. После этого некоторое время скакал по приемным семьям. Это было очень весело.
Девушка выглядит сбитой с толку. Ее рот открывается достаточно широко, чтобы сказать мне, что она не может понять, издеваюсь я над ней или нет. Должен избавить ее от страданий. Сказать ей, что это была шутка. Это был бы добрый, хотя и нечестный поступок, но черт возьми... меня никогда не обвиняли в доброте.
Она неловко ерзает на скамейке, поворачиваясь лицом к столу.
— Похоже, у тебя было интересное детство.
— О, да. Чертовски увлекательное. — Я запихиваю гамбургер в рот и откусываю огромный кусок. Зен с ужасом наблюдает за мной, пока я поглощаю свою еду. Не поднимаю глаз от своего подноса, даже когда к нам подходят еще трое — двое парней и девушка. В конце концов я отрываюсь от еды и встречаюсь взглядом с Холлидей; она бросает на меня предостерегающий взгляд, ноздри раздуваются, и этот взгляд прекрасно передает ее мысли: «Пожалуйста, ради Бога, не говори ни единого слова о том, что случилось прошлой ночью. Пожалуйста, пожалуйста, черт возьми, пожалуйста».
Я слегка приподнимаю брови, мысленно говоря ей, чтобы она остыла на хрен, затем хватаю свой поднос и встаю.
— Привет, чувак. Что у тебя за мотоцикл? — спрашивает парень слева. Его зовут Дэвид, или Дэниел, или Диего, или что-то в этом роде.
— Индиан Скаут.
— Ага. Мой старик говорит, что любой, кто ездит на мотоцикле, должен иметь желание умереть.
Я хмыкаю и выхожу из-за стола.
— Да уж. Твой старик, вероятно, прав.
Такое чувство, что после обеда проходит целая вечность. Я разрываюсь: не могу дождаться, чтобы убраться на хрен из этой адской дыры, с ее чистыми ванными комнатами и холеными студентами, которые слишком много улыбаются, но я также хочу остаться. Потому что как только прозвенит звонок в два тридцать, все эти придурки уберутся отсюда, и я проведу час с Сильвер.
Она должна довести этот урок до конца. Так и будет. Я знаю, что так и будет. Так уверен, что она будет там, когда я войду в музыкальную комнату в два тридцать пять, и, честно говоря, немного удивлен, когда прихожу туда и обнаруживаю, что там никого нет. Я даже заглядываю в кабинку звукооператора, чтобы проверить, не ждет ли она меня там. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что она меня кинула. Провожу языком по зубам, покидаю музыкальную комнату и направляюсь в сторону административного кабинета, где хранятся все студенческие записи.
Ладно, Сильвер.
Значит так, да?
Ну, в эту игру могут играть двое.
Глава 12.
— Эй, Макси! Серьезно, чувак. Где, черт возьми, твои шорты? Мы же опоздаем!
Я уже обежала весь дом в поисках футбольной формы Макса, но мальчик теряет все, к чему прикасается, и до сих пор его больше интересовал «Call of Duty», чем помощь мне в поисках его вещей.
Даже не собиралась брать его сегодня на тренировку, но папа сумел уговорить меня на это — у него будет достаточно времени, чтобы продолжить работу над своей статьей для журнала «Architect's Digest». В обмен он пообещал, что я получу ключи от коттеджа в эти выходные, так как в понедельник День Труда, а также полный бак бензина, чтобы я могла сама доехать до озера. Меня радует мысль о том, чтобы быть там одной, только с моей гитарой и книгами для компании. Семьдесят два блаженных часа одиночества? Да, это будет рай на земле. Конечно, папа понятия не имеет, что я поеду туда одна. Собственно говоря, я ему не лгала. Ладно, недоговорка — это тоже ложь, но вряд ли я виновата, что он не проявил должной осмотрительности. Последние два года мне разрешали пользоваться хижиной на озере, потому что девочки всегда ездили со мной. Группе из пяти девушек, собравшихся вместе в лесу, вооруженными перцовым баллончиком, было позволено моими родителями без присмотра отправляться в крошечную бревенчатую хижину, которую мой дед построил на берегу озера Кушман еще в шестидесятых годах.
Однако с прошлой весны я ездила туда одна, и ни мама, ни папа не удосужились спросить, собирается ли кто-нибудь из моих друзей поехать со мной. Они так предполагали, то есть... они были слишком поглощены своим собственным дерьмом, чтобы достойно воспитывать свою единственную дочь.
На этот раз полное отсутствие их интереса к моей жизни обернулось в мою пользу.
— Макс! Клянусь Богом, я сожгу твою игровую приставку, если ты не дашь мне хоть какой-то ключ к разгадке, приятель!
Внизу раздается громкий треск, за которым следует глухой удар, а затем звук шагов, стучащих по лестнице. Мой брат врывается в свою комнату, где я по щиколотку увязла в одежде, сваленной на пол его спальни; щеки пылают, глаза сверкают от раздражения. Как и большинство одиннадцатилетних мальчиков, Макс очень серьезно относится к угрозам своей PlayStation.
— Я даже футболом больше не интересуюсь. Я же сказал папе, что не поеду, так что ты тоже можешь остановиться.
— Ну, папа сказал мне, что тебе вообще-то надо идти, так что найди свои шорты. Если через пять минут тебя не будет в машине, будут последствия.
Рыча, как маленький гребаный дикарь, Макс начинает рыться в своей одежде в поисках своих неуловимых футбольных шорт. Я хватаю свою сумку и спускаюсь, пытаясь решить, какую книгу почитать, пока буду ждать окончания занятия Макса. Не виню ребенка за то, что он не хочет идти. Снова идет дождь, слои тумана скользят по верхушкам деревьев, которые покрывают горный склон напротив дома, и холод, кажется, проникает в мои кости.
