— Это не круто.
Он пожал плечами.
— Такое случается сплошь и рядом. Цветной механик играет с высокими ставками, они не знают моей репутации или же знают и думают, что могут превзойти меня, я выигрываю их деньги, они злятся.
— Значит, он помешает тебе сыграть еще одну партию?
— Я не собираюсь снова играть.
Пораженная, я уставилась на него, затем спросила:
— Что? Почему нет? Ты только что выиграл почти полмиллиона долларов.
Его глаза встретились с моими, и он объяснил:
— Лекси, подобное дерьмо засасывает тебя. Ты его не контролируешь, оно контролирует тебя. Я только что освободился после пятилетней отсидки, живя практически на цепи. Мне не нужно быть прикованным к чему-то еще.
Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание, потому что он говорил на полном серьезе. Он не собирался втягиваться во что-то не совсем законное (хотя я не была в этом уверена), чтобы жить на широкую ногу, но все же он испытывал неумолимую Госпожу Удачу, которая жила жизнью не поддающейся ничьему контролю, что было несколько неоднозначно и определенно непредсказуемо.
Мне это нравилось. Очень.
Чрезмерно.
— Я не просто так сел играть, — продолжал Тай. — Эти деньги для определенной цели. Они профинансируют дело, которым мне предстоит заняться. И мне нужно перезапустить жизнь, и эти деньги помогут мне в этом. Теперь, получив деньги, мне не нужна еще одна игра.
Другими словами, речь шла не о побрякушках, великолепных туфлях и пошиве дорогих костюмов за час.
У сегодняшнего вечера была цель, он достиг ее и двигался дальше.
Да, мне это нравилось. Очень. Хотя любое дело, требующее почти полумиллиона долларов, тоже был неоднозначным.
— Что же, Тай, я рада, что ты получил то, что тебе было нужно, — тихо сказала я, и он уставился на меня, лицо его ничего не выражало, но, опять же, мне показалось, что он читает меня, как открытую книгу, затем он кивнул.
Потом начал расстегивать рубашку.
Я подошла к тумбочке и бросила на нее серьги, сняла ожерелье и положила его туда же, повозилась, расстегивая браслет, и он присоединился к остальным украшениям.
Затем я подошла к своему чемодану, который распирало от вещей на полу в конце багажной полки. Порывшись в нем, взяла шорты на завязках и короткую обтягивающую футболку, которую надевала в кровать, и направилась в ванную. Собрав волосы на макушке в беспорядочный пучок, переоделась, умылась, почистила зубы, увлажнила кожу и вышла, неся в руках платье и туфли. Я повесила платье, убрала туфли и увидела Тая в кровати, облокотившегося спиной на изголовье, он натянул простыню до талии, выставив на обозрение грудь и рельефный пресс, глаза его были прикованы к телевизору, и он не смотрел на меня, даже когда я двигалась по комнате.
Несмотря на то, что я пробыла в ванной не очень долго, воздух в комнате казался примерно на десять градусов холоднее, чем когда я уходила, кондиционер громко шумел. Поэтому я, не теряя времени, обошла кровать и скользнула под одеяло рядом с ним. Вчера вечером, после обильного ужина и почти бутылки шампанского, я заснула, глядя телевизор и спала на одеяле. Сегодня ложиться в постель рядом с ним было странно. И отчасти эта странность была связана с вопросом, что на нем надето под простыней.
Собравшись с духом, я перекатилась на бок лицом к Таю, уперлась локтем в подушку, подогнула колени и устремила взгляд на телевизор.
— Положи драгоценности в сейф, — пробормотал Тай, и мой взгляд скользнул к тумбочке, а затем обратно к телевизору.
— Спасибо, — прошептала я, а потом тихо заметила: — Ты что-то говорил о том, что механик играет по-крупному. Очевидно, ты играл и раньше.
На это он ответил:
— Даешь и берешь?
Мой взгляд переместился с телевизора на него, вверх по крупному телу к прекрасным глазам, которые были обращены на меня.
— Конечно, — прошептала я.
— Да, я играл. Не часто, но у меня получалось. Отец пропивал зарплату, так что я рано повзрослел, не привык иметь много, но обнаружил, что я из тех, кто любит крутые вещи. А если они тебе нравятся, ты находишь способ их получить. Обнаружив свой талант за карточным столом, я этот способ нашел.
Ладно, достаточно сказать, что мне это не понравилось. Ронни тоже любил крутые вещи, и нашел способ их получить. И я понимала, что должна была заметить это в Тае раньше. Во-первых, он носил приличные джинсы и майки, но не смотрелся новичком в хороших костюмах и с дорогими запонками. Во-вторых, в то утро, когда я увидела его солнцезащитные очки, то поняла, что они сняты не с высокой пластиковой стойки, где висит сотня других пар за пять долларов. Они стоили долларов двести пятьдесят, и выглядели на нем привычно в комплекте с джинсами, футболкой и ботинками. В-третьих, практически первое, что он сделал, попав в Вегас после освобождения из тюрьмы, — это отправился по магазинам и потратил десятки тысяч долларов. Пакеты на столе, которые он до сих пор не распаковал, были не просто побрякушками и очками.
— Я заметила, ты не испытываешь отвращения к шопингу.
— А еще я не испытываю отвращения к работе или тому, чтобы запачкать руки, — ответил он.
— Что?
— Мне нравятся крутые вещи, но я не против заработать на них, и как бы они мне ни нравились, я не собираюсь гробить из-за них свою жизнь.
— Значит… — я помедлила, а затем продолжила: — твоя игра в покер не имеет никакого отношения к преступлению, за которое тебя несправедливо обвинили?
Его взгляд не отрывался от моих глаз.
— Я этого не говорил, — тихо сказал он.
Вот оно. Черт.
— Вот почему после сегодняшнего вечера ты больше не будешь играть, — прошептала я, разочарованная тем, что он солгал.
— Нет, — ответил он. — Тем, кто выбрал меня козлом отпущения, нужен был этот козел. Я выиграл у одного из них, чем привлек его внимание, он из-за этого разозлился и сделал меня козлом отпущения.
— Значит, игра в покер имела какое-то отношение к тому, что тебя несправедливо посадили в тюрьму, — констатировала я.
— Нет, — повторил он. — Я просто оказался не в том месте и не в то время, и привлек внимание не тех людей. В ту ночь мог бы выиграть другой, в том числе и он. И мне устроили бы то же самое дерьмо, задень я его случайно в баре, когда проходил бы мимо, чтобы купить пиво. Им было все равно, на кого нацелиться, им просто нужна была цель. К покеру это не имело никакого отношения. Это было связано с тем, что им нужен был козел отпущения. Попав в их поле зрения, им стал я.
После его объяснений и осознания того, что он мне их дал, тем самым доказав, что не лгал раньше, я почувствовала, как выровнялось дыхание, и не заметила, что оно стало немного затрудненным.
Потом я снова вернулась к расспросам.
— Как это случилось, хм… точно?
Он покачал головой.
— Хватит давать. Теперь беру я.
Ну, по крайней мере, у меня есть хоть что-то.
— Ты спросила — ты получила.
— Ладно, — согласилась я.
— Ты сказала, что у тебя нет ни мамы, ни папы. Ни бабушек, ни дедушек. А близкие люди?
Я отрицательно покачала головой.
— Ни одного? — не отставал он.
Я продолжила качать головой, но подтвердила:
— Ни одного.
— Как у тебя не может быть никого из близких?
— У меня есть семья Ронни.
— Они для тебя не близкие люди.
— Нет, Тай, они такие.
Он не сводил с меня глаз, затем спросил:
— Они воспитывали тебя?
— Типа того.
— Лекси, это не ответ.
Я тяжело вздохнула.
Подтянув колени к животу, обхватила их руками и рассказала ему свою историю.
Или ее часть.
— Мама и папа умерли, когда я была маленькой. Долгая история. Родители отца умерли, когда ему было шестнадцать. Автокатастрофа. Бабушка умерла, когда мне было шесть, а дедушка — когда мне было тринадцать. У отца была сестра, но к тому времени, когда умер дедушка, ну… скажем так, я была сущим наказанием, и она не хотела иметь со мной ничего общего, поэтому и не принимала никакого участия. Очевидно, из-за этого, хотя она и живет в Далласе, мы с ней не видимся, и под этим я подразумеваю — никогда. Жизнь у меня была дерьмовой, дед не таким уж классным, мне было тринадцать, я устраивала всякие выходки, и просто нуждался в ком-то, кому было бы не все равно. Ей такого было не нужно. Меня поместили в интернат для девочек, потом отдали в приемную семью. Я пошла в новую школу, познакомилась с Бесси, сестрой Ронни, мы стали лучшими подругами, кстати, мы до сих пор ими являемся. Они жили тем, что можно было назвать шансом на светлое будущее, и хоть шанс был небольшим, но, поверь мне, как бы хреново не шли дела, у них в доме было лучше, чем в моей приемной семье. Поэтому я проводила с ними много времени. Пока приемным родителям платили, им было плевать, где я болтаюсь и что ем. Отец Ронни сбежал, его местонахождение до сих пор неизвестно, и он рос, наблюдая, как его мама изо всех сил пытается добыть пропитание, и проводил большую часть времени, избегая местных парней, которые пытались завербовать его в банду. Он также был главой семьи. Воспринимал это всерьез, но, очевидно, поступил не слишком умно. Для него существовали два способа заботиться о своих женщинах. Первый — НБА. Второй — то, чем он в итоге стал заниматься. Проблема состояла в том, что Элла не хотела иметь ничего общего с деньгами, заработанными вторым способом. Это вызывало разногласия. Я была связующим звеном, которое удерживало этот раскол от распада. Элла никогда не брала денег Ронни, но, по крайней мере, мне удавалось держать его в кругу семьи. И я определенно была частью семьи и осталась бы таковой, даже если бы порвала с Ронни. Расставшись, я бы лишилась его, но получила бы его семью, и после его смерти, ничего не изменилось, и, учитывая все это, и тот факт, что они были единственной настоящей семьей, которую я знала, они мои близкие люди.
