все еще болит, и я решаю ее подольше подержать под водой.
– Отвечай, сучка!
Что-то внутри меня заклокотало «заткнись!», но мое тело остается неподвижным, а слова так и не вырываются наружу.
Я закрываю кран и стараюсь поскорее отсюда уйти, пока не впечатал ее в стенку. Ну, по крайней мере, я попытался. Львица преграждает мне путь и встает на моем пути.
– Почему ты не разговариваешь? – снова начинает она.
Да потому что я не могу! Но уж поверь мне, оскорбления в твой адрес так и рвутся наружу!
Я хмурюсь и еще раз пытаюсь пройти мимо нее.
Но ее рука внезапно оказалась на моей груди. Ее прикосновение обжигало мне кожу. Она открыла рот, но прежде чем успела что-то сказать, я рефлекторно схватил за руку. Должно быть, сжал ее слишком сильно, потому что она вздрогнула, и, не знаю точно, как это произошло, но она оказалась так близко ко мне, что ей не оставалось ничего другого, как посмотреть мне в глаза.
И в какой это, интересно, момент, моя рука оказалась на ее спине?
Время будто останавливается. Одна секунда длится настолько долго, что можно успеть организовать забастовку. А может, это просто я отключился от реальности? Да, оказавшись рядом с ней, я мгновенно забыл всю свою ярость и весь мой гнев, что накопились за этот вечер.
Невозможно чувствовать, невозможно видеть, невозможно попросить мой стояк успокоиться. Футболка, которую я только что так хотел сам с нее снять, плохо скрывала ее грудь, к тому же на ней не было лифчика. Она так же не скрывала ее стройные ноги, которые так и напрашивались на то, чтобы быть нежно раздвинутыми.
Так, чувак, хорош! Она ведь может завопить сиреной, если ты попытаешься хоть что-то сделать, просто даже чтобы тебе наговнять. Я хмурюсь. Еще несколько секунд мы смотрим друг на друга, пока она не нарушает мою тишину. Моя тишина – она всегда тяжелая, до звенящих искр, не такая, как у других.
– Прекрати, – прошептала она.
Тон, которым она пыталась со мной говорить, был властным.
Она старается сохранять хладнокровие, но в то же время избегает моего взгляда. Ее дыхание более сбивчивое, чем мое, и она часто моргает.
Хрупкое тело львицы никак не смогло бы противостоять тем эмоциям, которые обуревали меня. Моя кожа, забитая татуировками, прикасается к ее. Черт, мне даже нравится, как это выглядит, но у меня ощущение, что я не смогу запачкать ее собой.
Она прерывисто дышит, рот приоткрыт. Затем Елена бегло смотрит на свои руки – они все еще лежат на моих плечах, с того самого момента, как она пыталась меня удержать.
Я никак не мог понять тех эмоций, которые отражались на ее лице. Не происходило ничего и в то же время происходило все.
Она за это время и бровью не повела, но в то же время пыталась уйти. Смотрела на меня с ненавистью, но все же не уходила. Ее ногти впились мне в кожу, и я видел, как на ее шее пульсирует венка. Я ощущал ее теплое дыхание на своем лице. Мы говорили на моем языке: молчании.
Все это заставляет мой член встать, и теперь он пытается вырваться наружу из-под плотной ткани моих джинсов.
Львица не замечает этого, ее взгляд полностью сосредоточен на моих глазах.
Она открывает рот, без сомнений, для того, чтобы прыснуть своим ядом.
– Прекрати, – просто говорит она.
Я мотаю головой. Она хотела со мной пообщаться? Что ж, давай. Я не только не остановился, но, напротив, опустил руки еще ниже и положил их ей на талию, чтобы еще крепче прижать ее к себе. Зачем?
Да понятия не имею. По-моему, сейчас за меня все решает мой член.
Львица пытается оттолкнуть меня, но у нее не хватило сил. Я опускаю глаза и вижу лишь одно, чтобы возбудиться окончательно: ее соски торчали как два выключателя, которые, казалось, только и ждут прикосновения моих губ. Ее тело и разум явно не согласны друг с другом.
Вдруг она резко оттолкнула меня, прервав мои фантазии. Но я крепко держу ее.
– Отпусти меня! – сухо требует она.
Я лишь издевательски улыбнулся. Тогда она залепила мне пощечину с такой силой, что я даже закрыл глаза. Она воспользовалась моментом, пока я приходил в себя и ускользнула.
Добежав до двери своей комнаты, она оборачивается ко мне:
– На что ты рассчитывал? Да ты просто сирота-засранец, не больше… Ты никогда не будешь для меня привлекателен.
Что?
Две вещи меня особенно разозлили: что она употребила слово «сирота» в качестве оскорбления и что она отрицает то, что происходит на самом деле.
Я бросаюсь в ее сторону, но эта сучка быстро забегает в свою комнату и закрывает дверь на ключ прямо перед моим носом. Сейчас я сам напоминаю льва, мечущегося в клетке. Несколько раз поворачиваюсь к ее двери с огромным желанием ударить по ней кулаком со всей силы. Но потом глубоко вздыхаю и направляюсь в свою комнату. Лежа на кровати, я просто задыхаюсь от беззвучной ярости. Она еще узнает, какой я говнюк на самом деле, это я ей обещаю. Не знаю когда и не знаю как, но она осознает это, да так, что запомнит на всю жизнь.
– Эй! Тиг!
Бенито толкает меня локтем, что вилка выпала у меня из рук. Дэйв тут же поднял голову и уставился на меня. Мне страшно, когда он так делает.
Я ничего не отвечаю Бенито, потому что Дэйв не любит, когда кто-то разговаривает во время еды. Он начинает нервничать, а потом Энн и Энтон нас ругают.
Поэтому я молчу и ем. Не вкусно: сегодня нам дали что-то круглое, зеленое и вонючее.
– Тиган, ешь, – говорит мне Энн.
Она всегда мне улыбается, но я с ней больше не дружу, потому что мое желание никогда не исполнится.
– Тиг, давай поменяемся десертами? – спрашивает Бенито.
Мой десерт? Я смотрю на Дэйва, сидящего напротив. Он показывает мне кулак. Энн что-то обсуждает с Энтоном, и они не смотрят на нас. Дэйв, само собой, пользуется этим, чтобы меня позлить.
– Ну что, Тиг? – требует Бенито.
– Нет, я не могу… отвечаю я, глядя в свою тарелку.
Тут же мне прилетает удар коленом. Это Дэйв под столом бьет меня, еще и еще. Когда мне становится слишком больно, я выхожу из-за стола.
– Ты не имеешь права говорить за столом, слышишь? – говорит Дэйв.
Я киваю головой и смотрю
