– Нет, нет. Должен идти. – Джон повернулся к Бесс.
– До свидания, Бесс.
– Тебе действительно пора?
Он видел, что ей искренне жаль, что он уходит. Ее мягкие карие глаза изливали теплоту и нежность. Джон подумал о том, что она и не знает, когда увидит его снова, и тут же почувствовал свою вину перед ней – совершенно необычное для него ощущение. Он заставил себя подавить эту боль. Он не должен обращать внимания на те импульсы, которые посылает ему его тело: работа, прежде всего, а все остальное – второстепенно.
– У меня работа, – сказал он.
Бэнни расстелила шерстяное одеяло на охапке сена. Зимой, когда было слишком холодно в лесу, она всегда приходила именно сюда, чтобы поиграть на скрипке.
Конюшня, расположенная за «Дансинг Эле» была достаточно вместительной, в ней содержались лошади не только Джоунзов, но и случайных проезжих, тех, что останавливались переночевать. На чердаке держали значительный запас корма для скота, а толстые каменные стены не промерзали и в самые большие холода. Окнами служили маленькие отверстия, которые впускали немного света. Здесь пахло душистым сеном и лошадьми, было тепло и уютно.
Бэнни взяла футляр со скрипкой и села на одеяло. Она улизнула из таверны сразу же после того, как ушел Джон, так и не сумев объяснить отцу, зачем она привела в «Дансинг Эль» британского офицера. Его не убедили ее слова о том, что Джон был ее другом. Он сдвинул брови и потребовал объяснить, как она умудрилась взять себе в друзья красномундирника, пусть даже такого безобидного, как этот верзила-дурачок. Она пробормотала что-то насчет того, что увидела его на смотре и еще, что ей было очень жаль его. Ее отец отнесся к ее словам довольно недоверчиво, да и Бэнни догадалась, что ее чувства к Джону были далеки от дружеских и мало что имели общего с жалостью. Она почувствовала, что ей надо побыть одной и попытаться разобраться в самой себе. Так что при первой же возможности она выскользнула из таверны, захватив с собой скрипку.
Тоненький луч заходящего солнца струился через маленькое окошко, частички пыли парили в воздухе. Бэнни подышала на озябшие пальцы и открыла футляр.
– Бесс, это ты?
Она замерла.
– Джон?
– Где ты?
– Я на чердаке.
– Оставайся там. Я сам поднимусь наверх.
Его голова показалась в отверстии в полу в дальнем конце чердака. Он подтянулся на руках и залез наверх. Теперь она могла различить смутные очертания его фигуры, в неярком свете зимних сумерек. Если бы даже он не заговорил, она бы сразу узнала его – трудно было спутать его широкие плечи с чьими-нибудь еще.
– Что ты делаешь здесь? Я думала, что тебе нужно было возвращаться к своим.
Джон сел рядом с ней и закашлялся.
– Пыльно.
Он снял треуголку, и его красивые каштановые волосы рассыпались по плечам.
– Мне не нужно было возвращаться. Не хотел больше разговаривать с ними.
Полуприкрытые веки делали его взгляд мягким, слегка загадочным.
– Хотел поговорить с тобой одной.
– Да? О чем?
– Не хочу больше разговаривать. Я хочу…
– Да? – прошептала она.
– Слушать.
– Слушать? Что?
Осторожным прикосновением руки он поправил выбившийся локон у нее на виске.
– Ты не сыграешь мне снова, Бесс?
Если Джон и дальше будет так смотреть на нее, она сделает все, что он ее попросит.
– Конечно, сыграю.
Бэнни не знала точно, сколько она играла ему. Она только знала, что музыка рождалась с необыкновенной легкостью. Светлая, счастливая музыка, в которой не было ни нотки страха или тоски. Такая музыка могла звучать только для двоих. Каждый раз, когда она смотрела на него, он улыбался, слегка отбивая такт пальцами. И какая разница, если он иногда сбивался. Когда ее пальцы устали, скрипка издала последние звуки и воцарилась тишина. Бэнни села на одеяло рядом с Джоном.
– Спасибо, – сказал он.
– За что?
– За то, что ты подарила мне такую музыку.
– Это тебе спасибо за то, что позволил мне это сделать. Если честно, мне раньше никогда, ни для кого не хотелось играть.
– Никогда?
– Никогда.
Опять, опять в его глазах зажигалась искра. Любопытство? Настороженность? Напряжение? Трудно было сказать, что именно зажигалось и тут же погасало. На какую-то долю секунды в нем открылся незнакомый ей мужчина, каким он, наверное, был до того несчастного случая с лошадью, а может быть, оставался им и сейчас для человека, который смог бы заглянуть в него поглубже. И вдруг она почувствовала радость, что Джон не был все-таки тем незнакомым человеком. Потому что, тогда он не стал бы сидеть на чердаке конюшни и слушать, как взрослая женщина играет на скрипке. И он не стал бы смотреть на нее с таким восторгом и уважением.
Тот умный и решительный мужчина был бы занят тем, что разжигал бы страсти в женских сердцах, таких ранимых и чувствительных. У него не осталось бы времени на нее.
Ее охватило чувство вины. Как это было эгоистично с ее стороны; желать, чтобы Джон оставался идиотом только потому, что она хотела, чтобы он всегда был рядом с ней. Элизабет всегда считала себя доброй. Ее неприятно поразило, что сейчас она желала другому несчастья, так как это давало ей то, в чем она остро нуждалась. Джон видел, как глаза Бесс погасли, и она поникла. Она выглядела очень печальной. Почему у нее вдруг испортилось настроение? Она схватила клочок сена и бросила его вверх. Травинки закружились и потихоньку опустились на ее золотистые волнистые волосы.
Он весело засмеялся. Бэнни схватила клочок сена и бросила его ему в лицо.
– Ты что, хочешь сражаться со мной? – Джон встал, сжал кулаки и пошел на нее. – Не смогла одолеть меня на кулаках и думаешь, что теперь будет легче?
Бэнни вскочила, схватила охапку сена и бросила ее прямо в него. Потом быстро прошмыгнула мимо и весело засмеялась. Ее звонкий смех точно так же обрадовал его, как и игра на скрипке, потому что это именно он смог заставить Бесс рассмеяться.
Джон обернулся. Она находилась в нескольких шагах от него, готовая тут же сорваться с места. Ее волосы, напоминавшие солнечный свет и зрелые зерна пшеницы, рассыпались по плечам. Элизабет была самым соблазнительным существом, какое он когда-либо видел.
– Думаешь, поймаешь меня? Моим братьям никогда не удавалось. – Она промелькнула, как молния, и снова стояла у него за спиной.
Он замотал головой из стороны в сторону. В ее глазах плясали озорные искорки, на губах играла легкая счастливая улыбка. Ему захотелось, чтобы Бесс всегда была такой, как в этот миг. Он наклонился влево, она – вправо. Он бросился вправо, она ускользнула влево.
Он остановился передохнуть:
– Гм… Слишком быстро для меня, – в тот же момент он прыгнул и увлек ее за собой в огромную охапку сена.
