Купив без всякой очереди билет, Валерий глянул в расписание, вышел на перрон и пошел вдоль электрички, как заплатками облепленной осенней липкой грязью, пахнущей дождем и железом. Сложный аромат… Панин выбрал себе вагон, вошел и сел в самой середине. Кроме него, здесь были две бабульки, зорко охраняющие свои многочисленные, туго набитые сумищи, «благоухающий» вчерашним перегаром мужичок, дремавший в уголке, да шумная компания парней, играющих в карты.
— Беда! Вот беда! — часто причитал один, очевидно без конца проигрывающий.
Валерий глянул в залитое серыми слезами окно и задумался. Вспомнил об отце… Беда… Пока она у него была одна-единственная — родной отец. Хотя с возрастом Валерий притерпелся к своему несчастью. Только вот злая память детства… Она нередко поднимала упрямую голову. Хотя Валерка, конечно, не знал всего.
Слишком большая разница не просто в возрасте — с этим вполне можно примириться, — а в темпераментах, оценках, подходе к жизни высветилась почти сразу после свадьбы Галины и Михаила. Пролетело несколько месяцев милой влюбленности, веселых подшучиваний, добрых улыбок… Все это промчалось одним мгновением — ярким и волшебным, — и начались будни: сплошной привкус горечи и дрянной темный осадок.
Легкий и эмоциональный, Туманов не собирался жить по иным правилам, его моральные установки оставались непоколебимыми. Да и зачем ему перестраиваться и подлаживаться под жену? Галя не сумела долго прятаться от правды, — сколько можно иронизировать над собой, себя высмеивать, обвинять во множестве ошибок?.. Суть от этого не изменится, и жизнь тоже. Но Галя пошла на поводу у собственных желаний и у этого проклятого общественного мнения. Так надоело — да и больно было! — постоянно встречать сочувствующие печальные глаза матери и слышать то ядовитые, то жалостливые вопросы знакомых: «Галка, ну когда ты найдешь свою любовь?», «Галина, ты что, собираешься всю жизнь посвятить работе?».
Хотелось родить ребенка, носить его на руках, ощущая молочное детское тепло, родную тяжесть… И видеть карие глаза, как у Миши… Время убегало стремительно, отщелкивая Галкины годы, и чего ей еще ждать? Кого искать? Кроме того, женщина часто довольствуется любовью мужчины. Если таковая есть. Но у Галины получился прямо противоположный вариант.
Она пробовала ни в чем не перечить мужу, потому что боялась нарушить и без того неустойчивый покой. Семья не сложилась. Это было ясно почти с самого начала. Михаил не любил Галю и женился просто потому, что женился. Брак, каких много…
Ну хорошо, пусть любви нет, но бывают ведь привязанность, доброта, забота… Привычка, в конце концов. И это замена счастью. Еще Пушкин писал. Однако очень скоро в выводах и оценках великого русского писателя Галине пришлось разочароваться — счастье незаменимо.
Зато Михаил о незаменимости не задумывался вовсе. И Галина обнаружила сначала одну шаловливую записку от женщины в кармане рассеянного мужа, потом — вторую…
Галя внимательно их прочитала. Обе. Несколько раз. Сравнила почерки. Они оказались совершенно разные. А вот содержание примерно одно и то же. Обе дамы назначали Туманову вечерние свидания, где-то на квартирах, адреса которых Миша отлично знал, обе целовали и обнимали… Банальная история.
Галина сидела спокойно, опустив на колени руки с записками. Она была беременна, думала о ребенке и не хотела его или ее волновать напрасно.
Отец тогда уже умер, мать переехала к Виктору, который купил себе квартиру, но жену пока не нашел, и Галине никто не мешал налаживать свою жизнь. Наладишь ее, как же… Михаилу требовалась прописка, он мечтал остаться в городе и не скрывал этого. Галя тосковала без семьи. И каждый из них нашел то, что искал.
Галина язвительно усмехнулась. Да, они нашли друг друга… А потом Миша отыскал еще множество милых женщин, и будет отыскивать их и дальше… Никто и ничто не сможет помешать ему в этом. Разве что ребенок…
Галя сидела тихо и думала. Да, ребенок… Михаил действительно хотел его, ждал — нетерпеливо и с надеждой, — часто звонил, чтобы справиться, как там жена… Все-таки сорок лет для первых родов — не шутка. Таскал ее по каким-то своим знакомым врачам — классным, как он говорил. Галя втихомолку посмеивалась. У нее и своих врачей хоть отбавляй. И послушно исполняла требования мужа. Каждому нравится подчиняться, когда вокруг столько заботы и внимания. Ребенок родится — и все изменится, строго сказала себе Галя. Будто приказала. И все будет хорошо, станет на свое место — главное, что Миша займет именно свое, предназначенное ему отныне место отца и мужа. А все остальное… На это можно и нужно закрыть глаза.
И она закрыла. Но девочка родилась мертвая…
Почему так случилось, никто толком не понял — вроде бы беременность развивалась нормально, ничего патологического медики не отметили…
Туманов буквально почернел и осунулся. Его и без того узкое, вытянутое лицо стало совсем треугольным, глаза потеряли привычный игривый блеск, потускнели, сжались, спрятались за ресницами… Женщины исчезли, и Галя, тоже подавленная и исхудавшая, даже обрадовалась, увидев такое искреннее горе.
О работе она уже думала мало, теперь все ее мысли были поглощены другим — спасением семьи и рождением ребенка. Вторая беременность оказалась еще хуже первой — плод не развивался. На Михаила стало просто страшно смотреть.
В третий раз он уложил Галину в клинику с первого месяца беременности и продержал там до конца. «Зачем-то я постриглась, — думала Галя, — плохая примета. Опять ничего не получится…»
Конечно, делали кесарево. Родился Валерка…
— Твой муж сошел с ума! — сказал Галине Виктор, когда она через два дня позвонила ему и матери. — Он, я тебе скажу, пьет горькую, созывает шумные пирушки и знает только одно — орать тосты за здоровье сына и твое! И еще за свое авторство. Пьет за себя. Как за автора научных статей и книг, за автора множества операций и, наконец, автора сына! Заодно за настоящее и за дальнейшее авторство Михаила Туманова. Его скоро выгонят с работы. Это обязательно.
— Не выгонят! — засмеялась счастливая Галя. — Таких хирургов, как Туманов, по пальцам руки перечесть. А малыш похож на него.
Брат скептически хмыкнул:
— Хуже не придумаешь! По крайней мере, дай ему нашу фамилию.
Галина поразмышляла и пришла к выводу, что на сей раз ее резвый братец абсолютно прав. И Валерик стал Паниным, хотя Михаил бурно возражал, бил себя кулаком в грудь и визгливо доказывал, что его фамилия ничем не хуже.
Дальше начались ссоры и скандалы по поводу ребенка.
Если Галя считала, что нужно сделать прививку, Михаил неизменно возражал: надо переждать — малыш недавно кашлял. Если Галина собиралась с сыном гулять, Миша начинал неистовствовать и твердить, что она застудит ребенка и вообще в такую холодную и ветреную погоду с детьми гуляют только полоумные. Если Галя решала переезжать на дачу в мае, импульсивный Туманов выходил из себя и кричал, что это безумие, что нужно ждать тепла и настоящего лета.
