рада. — Говорю, как можно меньше слов, потому что, если я скажу больше, мой гнев выплеснется наружу.
— Я сделала пожертвование.
— Хорошо.
Он поворачивает машину вправо и резко жмет на тормоза, останавливаясь у тротуара, а мы все еще в пяти минутах езды от моей квартиры.
— Ладно, что случилось? — говорит он расстроенным тоном.
— Ничего.
— Ничего. Конечно. — Он кивает, не веря. — Значит, ничего — это причина, по которой ты не произнесла ни слова за последние полчаса и не смотришь на меня сейчас.
Я перевожу на него взгляд.
— Я не знала, что это обязательное условие для разговора.
Он выглядит раздраженным, но в его глазах мелькает что-то еще, что я не могу расшифровать.
— Это не так, но обычно я не могу заставить тебя замолчать.
Мило.
Может быть, если бы он держал рот на замке, я бы не чувствовала себя так, как сейчас.
Дерьмово.
И как будто я действительно хочу выпить.
Нет, не хочу. Я не позволю его неосторожным словам завести меня в тупик.
— Ты собираешься рассказать мне, что тебя гложет, в ближайшее время?
— Зачем?
— Зачем? — повторяет он, приподнимая бровь.
— Да, зачем? Почему тебя вообще волнует, что меня что-то беспокоит?
Он выглядит удивленным. Как будто он и сам не уверен в ответе.
— Я просто… меня это волнует.
Я беззлобно смеюсь.
— Хороший ответ.
— Черт возьми, Уголовница. — Он раздраженно вскидывает руки. — Потому что мы друзья, вот почему.
— Я думала, у меня слишком много багажа, чтобы быть твоим другом.
Он хмурится.
— О чем ты говоришь?
— Я слышала, как ты… в спортзале, говорил с Томпсоном обо мне.
— И что? — его лицо не меняется. Ни следа вины.
Тогда, чего я ожидала? Это он, о котором я говорю. Я не думаю, что у него есть чувство вины.
— И что? — я снова смеюсь, и в этом смехе по-прежнему нет ни капли юмора. — Мне не нравится быть кормом для тебя и твоего приятеля.
— Ты не была кормом. Томпсон вел себя как придурок, а я просто пытался его заткнуть.
— У тебя это отлично получилось.
— Ради всего святого, — огрызнулся он. — Это просто разговор. Это то, что делают парни. Я не собираюсь стоять там и говорить ему вещи, которые дадут ему повод для того, чтобы потом издеваться надо мной.
— О, ну, тогда все в порядке.
— Хватит быть такой чувствительной!
— Пошел ты, Кинкейд. Ты никогда не думал, что, может, это не я такая чувствительная? А то, что это ты бесчувственный мудак? — кричу я в ответ.
Он запускает руку в свои волосы, захватывая пряди.
— Это был пустой разговор, а ты нарываешься без причины. Я не наговаривал на тебя. Я просто констатировал факты.
— Да, и что это было? Значит, ты действительно не приударяешь за ней? — говорю я, имитируя мужской голос. — По-твоему, я выгляжу глупо? Так это факт, да? Что кто-то должен быть глупым, чтобы быть со мной?
— Это не то, что я сказал!
— Ты не просто сказал, ты констатировал факты! И это был один из фактов, который ты сказал Томпсону сегодня утром!
— Ты вырываешь это из контекста.
— Я так не думаю.
— Господи! Видишь, вот почему я избегаю таких женщин, как ты…
— Таких женщин, как я? — я выпустила сухой смешок, оборвав его. — Ты имеешь в виду женщин с багажом. Женщин, страдающих зависимостью, верно?
— Да. — Без колебаний. Холода в его голосе достаточно, чтобы заморозить тающие ледники в Антарктике.
Я тяжело сглатываю, преодолевая комок в горле.
— Ну, тебе больше не нужно меня избегать. — Я хватаю свою сумку и открываю дверь.
— Куда ты собралась? — он звучит раздраженно, возможно, даже скучно. И от этого я чувствую себя в миллион раз хуже.
Боже, я была такой глупой, думая, что он когда-нибудь станет моим другом. Он ничуть не изменился по сравнению с тем человеком, которого я впервые встретила в тот день.
Он такой же осуждающий засранец, каким был тогда.
— Туда, где тебя нет, — пробурчала я и вылезла из грузовика.
— Ты ведешь себя глупо, Ари. До твоей квартиры еще шесть кварталов.
Я поворачиваюсь к нему лицом, моя рука на двери, готовая захлопнуть ее.
— Похоже на меня, да, мистер Совершенство? Тупица с багажом в милю шириной. — Затем я захлопываю дверь, прежде чем он успевает сказать что-нибудь еще, чтобы задеть меня, и ухожу, устремляясь в противоположном от него направлении.
Песня Н`синг — Пока, пока, пока, вырывается из динамиков док-станции для iPod в моей гостиной.
Я должна заниматься йогой. Расслабляться. Сосредоточиться. Очистить свой разум. Но я не могу.
Во мне слишком много злости, чтобы даже пытаться заниматься йогой.
Поэтому сейчас я делаю упражнения в своей гостиной, чтобы избавиться от адреналина, раздирающего мое тело, и расслабиться настолько, чтобы заниматься йогой.
Я могла бы выйти на пробежку, чтобы сжечь горячую энергию, но я не уверена, что не вбегу прямо сейчас в бар.
То, как мне удалось добраться до дома, не зайдя в один из них, было чертовым чудом.
Останавливалась ли я возле паба и смотрела на него добрых пять минут?
Да.
Заходила ли я внутрь?
Нет.
И за это я заслуживаю гребаную медаль.
Я так хотела зайти внутрь. Это было бы так легко.
Но я не поддалась порыву, и это главное.
Вместо этого я ушла и быстро пошла домой. Как только я оказалась в своей квартире, я сняла с себя одежду и переоделась в спортивный лифчик и шорты. Придвинула журнальный столик к стене и включила музыку.
Должно быть, я слушала Н`синг в последний раз, когда у меня был включен iPod, поэтому я оставила его играть. Невозможно превзойти немного старой школы бойз-бенда, чтобы делать старомодные упражнения. Приседания. Отжимания. Прыжки. Все, что угодно, чтобы сжечь мой гнев. И это потихоньку работает.
Мое сердце бьется. Я потею. Выгоняю гнев из своих вен и разума.
Я начинаю бегать по кругу вокруг своей квартиры, напевая вместе с музыкой.
Наверное, сейчас я выгляжу как сумасшедшая. Но я делаю все, что в моих силах.
Я не привыкла справляться с эмоциями. В прошлом, когда я чувствовала что-то, с чем не могла справиться, я выпивала, и это исчезало.
Это как заново учиться справляться с эмоциями без костыля.
Но у меня получилось.
Я делаю это.
«Пока, пока, пока» подходит к концу, и начинает играть «Это должен быть я». Я хихикаю про себя, вспоминая мемы «Это будет май».
Боже, мне грустно.
Я начинаю подпевать,