обеда у меня была детская лихорадка.
Мисси никогда не упоминала о картине, которую я подарила Аресу для Джиджи, так что кое-что он держал при себе. И я благодарна ему за это. Я не хочу сейчас ни с кем говорить о своем искусстве — или о его отсутствии.
Мисси также сказала мне, что она училась на психолога в Дартмуте. Она приехала домой на лето и живет у Ареса, как обычно. Она рассказала мне, что ее брат-близнец, Ло, сейчас в Европе, путешествует со своими приятелями. Он учится в университете Пенсильвании, получает степень юриста.
Она рассказала мне кучу всего.
Но я заметила, что она никогда не упоминала о своих родителях. И я никогда не спрашивала.
Я не хочу, чтобы она спрашивала о моей маме, поэтому я не собираюсь задавать ей вопросы о ее родителях.
Но я знаю, что Арес оплачивает обучение в колледже для нее и Ло, так как мой отец однажды сказал мне об этом. Значит, либо их родители не в состоянии финансово помочь им с образованием, либо их нет рядом.
Что-то подсказывает мне, что это может быть последнее.
Во вторник вечером мы с Мисси наконец-то сходили вместе в кино. Только я и она, никакого Ареса на этот раз. Мы снова пошли смотреть «Величайшего шоумена». Для меня — снова, для Мисси — впервые.
Но я была более чем счастлива посмотреть его во второй раз.
У меня была довольно напряженная неделя, по моим меркам, и она была действительно хорошей.
Сейчас я направляюсь в комнату для собраний игроков, чтобы подготовиться к еженедельному командному собранию.
Комната для собраний находится на другой стороне спортзала.
Я как раз прохожу мимо, когда слышу, как произносят мое имя — ну, или его разновидность — и останавливаюсь возле частично открытой двери.
— Итак, Кинкейд… ты и дочь тренера Петрелли.
Я не узнаю голос, но это один из игроков команды. Они единственные, кто пользуется спортзалом.
— Я и Ари, что? — этот голос я действительно знаю. Именно его я полюбила слушать в его машине каждое утро и вечер.
— О, Ари, — поет голос. — Значит, ты с ней в первых рядах. Думаю, так и должно быть, когда ты ее трахаешь.
Что?
— Я не трахаю ее, придурок. И я не называю ее дочерью тренера Петрелли, потому что у нее есть гребаное имя — Ари.
Всего неделю назад он называл меня Уголовницей. Он и сейчас так говорит время от времени, но теперь я воспринимаю это как нечто, превратившееся из колкости в наглость.
— Эй, парень, я бы тебя не винил, если бы ты трахал. Она чертовски сексуальна.
— Я уверен, что твоя жена была бы рада услышать это от тебя.
— Эй, может я и женат, но я не слепой, блядь. А у Арианны Петрелли впечатляющие изгибы. — Затем пауза. — Ты не считаешь ее сексуальной?
— Она нормальная, я думаю. Если тебе нравиться такой тип.
Если тебе нравиться такой тип.
Вау. Спасибо, квотербек.
— Хм… симпатичное лицо, отличная задница. Конечно, она не огромная, но там есть определенная выпуклость.
— У тебя проблемы. Серьезно, тебе стоит поговорить с врачом.
Усмешка.
— Слушай, я только слышал, что ее часто видели в твоей машине на прошлой неделе, и если я слышал, то и тренер тоже.
— И что? Все, что я делаю, это подвожу ее домой.
— Именно так сейчас говорят детишки, да?
Настала очередь Ареса смеяться.
— Не будь придурком, Томпсон. — А, так это защитник, с которым он там. — У Ари больше нет прав, и она ездила на автобусе. Я живу в городе, недалеко от нее, поэтому я предложил подвезти ее.
Наступает пауза. Затем:
— Значит, ты действительно не приударяешь за ней?
— По-твоему, я выгляжу глупо?
И комплименты продолжают сыпаться.
— Это вопрос с подвохом?
— Да пошел ты. — Арес усмехается. — И нет, я не увиваюсь за ней.
— Тогда ты такой же придурок, каким и выглядишь, защитник. Потому что, если бы я был холостяком, я бы отхватил ее в мгновение ока.
— Неа. Она дочь тренера. Это само по себе рецепт для катастрофы. И все то дерьмо, которое произошло с ней в начале этого года… у нее багаж в милю шириной. А багаж меня не интересует.
В грузовике Ареса играет песня Пэрл Джем — Черный. И это уместно, потому что это цвет моего настроения прямо сейчас.
Багаж меня не интересует.
Эти слова повторяются в моей голове весь день, и я становлюсь все злее и злее.
Я не знаю, почему это меня так беспокоит. Не то, чтобы он был мне интересен в этом смысле.
Конечно, нет, Ари. Ты продолжаешь говорить себе это.
Ладно. Он мне нравится. Немного. Но я знаю, что я ему не интересна, поэтому не обращаю внимания на свои чувства. Вместо этого я подавляю их.
И да, мне было больно, когда услышала, что я ему не интересна. Больше потому, что у меня был багаж.
Но, в основном, я злюсь, потому что мне не нравится быть темой разговора для него и его приятеля, когда они просматривают повтор игр.
Это неуважительно.
Да, но он же не уважает тебя. Помнишь, как он с тобой разговаривал? То, что он говорил?
Я знаю, но думала, что все изменилось после той ночи с Кайлом. Я думала, что теперь он видит меня настоящую. А не просто испорченную девчонку, которая из всех сил пытается остаться трезвой.
Но, очевидно, ничего не изменилось. Он все еще видит меня такой.
Я не хотела ехать с ним домой сегодня вечером. Но я также не хотела, чтобы он знал, что я подслушала.
И вот я здесь, сижу в его машине.
Злая, обиженная и еще миллион других вещей. Руки сжаты в кулаки в тихом раздумье.
— Ты там в порядке, Уголовница? — спрашивает он, постукивая пальцами по рулю в такт песне.
— Ммгм…
— Похоже на то.
— Я в порядке. — Я стиснула челюсть и уставилась в пассажирское окно.
Я снова чувствую на себе его взгляд, но игнорирую его.
— Я хотел сказать тебе сегодня утром… Джиджи понравилась картина. Я подарил ей ее вчера вечером.
— Я
