Значит, перейдем сразу к делу, – заключил Барновский.
– Что с тобой, девочка моя?
Архипова нервно усмехнулась. Она и сама себе задавала это вопрос. И до сих пор задает. Что с ней не так? Что-то ведь не так?
– Я не знаю, – честно ответила Полина.
У нее ведь все есть. Есть семья, крыша над головой, работа, друзья. Даже собака есть! Но в груди – тревога. Под ребрами щемит, сжимается что-то до боли так сильно, что сложно дышать.
Почти две недели прошло, а воспоминания не отпускают. Полине плохо от этих воспоминаний, а без них – еще хуже. Она сходит с ума, если не представляет рядом с собой Славу. Если не прокручивает в памяти то, что случилось на территории жилого комплекса. Если не вспоминает те слова, что ей говорил Слава на ухо. Его голос не вспоминает, его руки, его горячее дыхание.
– Я не знаю, мамочка, – вздохнула Полина и обняла маму, как в детстве, спрятавшись лицом. Ведь если ты не видишь никого, то и тебя не видно.
Эта мысль заставила Полину зажмурится. Она ведь поступает именно так со Славой. Она не позволяет себе увидеть его, взглянуть на него по-настоящему. Обманывает себя. Заставляет себя смотреть на любимого мужчину через призму прошлых обид.
– Я так запуталась. Все так сложно, мам, – горько всхлипнула Полина.
Материнские руки ласково гладили ее по затылку и плечам. Поля знала, что мама не осудит ее, поймет, утешит.
– Расскажи мне, малышка, – мягко предложила мама
Полина всхлипнула.
С чего начать? Со знакомства со Славой? С ее отпуска в прошлом году? С дня рождения, когда они вновь встретились? С той ночи, когда Поля довела Барновского до сердечного приступа? Или с той встречи, когда Слава сказал, что любит?
Ведь действительно сказал. А она... Она ушла. Пусть и рыдала потом в машине. И ночью тоже. Да что уж, каждую ночь на протяжении двух недель рыдает!
– Я такая дура, мам, – судорожно выдохнула Поля.
И внезапно сердце пронзила острая, как бритва, мысль. А что, если Слава сделает, как она требовала? Что, если он уйдет, и они никогда не увидятся? Или, что еще хуже, он поймет, насколько в Полине ошибся?
Нет, тай не пойдет! Нужно что-то делать!
Поля подскочила на ноги и ... осела на постель в дикой растерянности.
– У меня даже нет его номера телефона, – потерянно прошептала Полина.
– Чьего номера? – уточнила мама.
– Барновского! – будто шагнула в пропасть, выпалила Поля. – Славы Барновского!
– И зачем тебе номер Вратислава Павловича? Или это какой-то другой... Слава Барновский? – изогнула бровь мама, будто намекая, что вот сейчас наступил тот самый момент, когда стоит поделиться некоторыми секретами.
– Это очень длинная история, – призналась Полина.
Ария Борисовна вскинула запястье, взглянула на время, улыбнулась дочери.
– У нас есть примерно полчаса до того, как начнут приезжать гости, – заключила мама, – так что я вполне успеваю послушать сокращенную версию твоих отношений с другом твоего отца.
Полина смотрела маме прямо в глаза. Ведь больше нет смысла что-то скрывать. А потому, набрав побольше воздуха в легкие, Поля поведала обо всем. Рассказала все, как есть, без утайки и приукрашиваний.
Мама слушала. Иногда хмурилась. Иногда многозначительно улыбалась. А под финал истории подошла к окну и выглянула в сад.
На территории Архиповых вновь праздник. Все организовано с размахом. Весь дом, сади участок украшен к торжественному бракосочетанию Майи и Богдана. Сами молодожены уже в своей комнате, переодеваются и готовятся выйти к гостям. Словом, все рады, довольны и счастливы, кроме Полины. Она в растерянности и в слезах.
– Значит, Вратислав утверждает, что любит тебя? – произнесла мама, а Поля неопределенно повела плечами. – А ты что?
– А мне без него плохо, – очень тихо все же ответила Полина и несмело добавила: – Как думаешь, у папы есть его номер? Я могла бы... Не знаю, что ему говорить, но я могла бы... Или через Горюнова можно достать номер.
Поля хмурилась, вздыхала, пыталась хоть как-то привести мысли в порядок, а заплаканное лицо – в норму, ведь скоро нужно идти на праздник, а у Полины глаза красные и заплаканные.
– Нет, доченька, – Полина увидела, как мама качает головой, глядя в сад из окна. – Ненужно ничего и ни у кого узнавать.
Полина поняла, что мама отстранилась от наблюдательного поста, не смотрит сквозь стекло, а улыбается дочери.
– Будь здесь. Приводи себя в порядок. А я пока подумаю, как убедить отца слишком сильно не буянить, – подмигнула мама.
Поля поняла, что там, за окном происходят странные вещи. Ведь зачем тогда маме говорить намеками?
Архипова торопливо ринулась к окну. Коснулась стекла ладонью, потянула за ручку, распахивая створки настежь.
Полина слышала, как негромко захлопнулась дверь. Мама вышла из комнаты. Но любимая мамочка уже не занимала мысли Полинки. Она думала о другом человеке. О том, который беседовал с ее отцом.
Высокие и широкоплечие мужчины о чем-то беседовали, стоя друг напротив друга. По напряженным позам становилось ясно, что разговор был сложным. Полина знала характер отца, видела, что папочка рассержен. А Слава не уступал ему, говорил отрывисто, тихо, и взгляд Барновского скользил по окнам особняка, пока ни остановился на том самом окне, в которое едва не вывалилась Полина.
Поля прижала ладонь ко рту, пытаясь подавить всхлип. Даже на расстоянии было видно, как сильно изменился Слава за те две недели, на протяжении которых она не видела любимого. Похудел. Осунулся. Темные круги под глазами. И глубокая складка меж бровей.
– Папа! Не трогай его! – Полина уже после поняла: она выкрикнула эту фразу настолько громко, что заглушила все шумы и голоса, доносившиеся из сада.
Но забирать собственные слова было поздно. Да и не стала бы так поступать Полина. Потому что Слава сейчас здесь. В нескольких шагах от нее. Смотрит на нее, запрокинув голову. А люди отца преграждают ему путь в дом. За спиной Славы остановилась и его охрана, однако по поведению Белявского было ясно: у них приказ не вмешиваться.
А еще Поля увидела, как в саду появилась мама. Она приблизилась к отцу, обняла его, о чем-то торопливо заговорила ему на ухо. Девушка видела, как хмурится отец, но не спорит.
Это ведь что-то должно значить?
Полина крепко
