весеннее солнышко припекало спину, на прогалине, посыпанной пшеном (так принято в нашей семье — приносить птичкам на кладбище угощение) весело чирикали воробьи.
Наверное, надо было что-то сказать, но зачем?
Он всё знал. Я всё знала.
Я смотрела на овал фотографии, всматривалась в знакомые черты.
Он едва заметно улыбался мне с портрета.
Мы чудно провели вместе время и попрощались до новой встречи. Здесь же.
Потом я поехала к маме и крепко её обняла.
— Я знаю, ты желаешь мне только добра и самого лучшего, — гладила я её по седеющей голове. — Жаль, что твоё «лучшее» и моё не всегда совпадают. Но я очень ценю всё, что ты для меня делаешь.
— Марк летит в Стамбул, — ответила она. — На год.
— Знаю, — ответила я. — Звонила свекрови.
— Ты какая-то стала… — задрала ко мне лицо мама.
— Странная? — улыбнулась я, погладив морщинки на её руке.
— Сильная, — ответила она.
— Просто я отпустила.
— Марка?
— И Марка тоже, — усмехнулась я. — И ты отпусти. Чтобы приходило новое, надо освободить место от старого. Иначе никак.
— Ты что с кем-то познакомилась? — оживилась мама.
— Ещё нет, — засмеялась я. Моя практичная мама не сильно разбиралась в сложных душевных переживаниях, но безошибочно чувствовала перемены. — Но я работаю над этим, — ответила я.
И почти не соврала.
Я всё же начала обучение на чёртовом курсе по знакомствам в сети и даже дошла до последнего задания — составить анкету и познакомиться.
На работе, как обычно, был полный завал.
Радостное возбуждение после получения премии и разговоры о ней постепенно сошли на нет, начались «трудовыебудни».
Завьялова летала чаечкой — довольная, окрылённая, как центр урагана, закручивая вокруг себя всю офисную жизнь. Марк был прав, она не могла иначе — мир должен вращаться вокруг неё.
По всем углам шушукались: «Слышали, у Завьяловой новый мужик?», «Говорят, у них всё серьёзно», «А я думаю, её Манн бросил, вот и придумала его, чтобы отомстить».
Сплетни метались по офису как навозные мухи, а Завьялова, придавая таинственности отношениям, не раскрывала ни имя, ни профессию своего избранника, периодически накидывала навозу, выдавая нечто загадочно-высокопарное «ой, финансы — это его стезя» или «с некоторых пор я люблю мужчин со шрамами». Что означало: думайте что хотите.
И по офису уже неслось: «Говорят, он у неё какой-то банкир», «Не какой-то, а известный, поэтому и не афиширует», «Не известный, а женатый», «Разведён, я слышала», «Говорят, развод был тяжёлый», «А почему со шрамами? В аварию, что ли, попал?», «Да она про душевные раны!».
У меня было слишком много причин, чтобы не участвовать в общих обсуждениях. К тому же в команду пришла новая девочка — практикантка с последнего курса университета Юля, и, кроме текущей работы, я должна была обучать её. Я истово делала вид, что ничего не знаю про Зину и Марка, и с преувеличенным интересом слушала Завьялову, когда та прибегала ко мне в кабинет.
Иногда поделиться какой-нибудь ерундой.
— Ну ты же понимаешь, что это клише? — восклицала она, озвучивая какую-нибудь прописную истину, вроде «вода мокрая», «небо голубое», «мужчина должен быть настойчивым».
— Конечно! — восклицала я, немного более пылко, чем требовалось, понимая, что Марк не особо стремится с ней встречаться. — Мужчина тоже человек. Он может устать, быть занят на работе, у него может элементарно что-то болеть.
Иногда Зина приходила что-нибудь выведать.
— Как там Марк? — спрашивала она безразлично.
— Понятия не имею.
— Слышала, он в Турцию собрался? — спрашивала она и тут же поясняла, не дожидаясь моего удивления. — Видела в ленте у Першина.
Першин был общим другом Зины и Марка. Это он пригласил Зину на вечеринку, где мы с Марком познакомились, а она взяла меня.
— Да, свекровь говорила, ему предложили.
— И что, думаешь, правда полетит? На целый год? — явно боялась она, что эти слухи — правда.
— А почему нет? Он прожил в Европе больше года перед тем, как мы познакомились.
— Но сейчас же… другое. Я думала… — Думала она, конечно, о себе. Не верила, что Марк её вот так запросто бросит. Но на ходу выкручивалась: — Думала, он будет пытаться тебя вернуть.
— Он не будет, — улыбалась я.
И Завьялова уходила одновременно довольная и расстроенная.
А когда «по большому секрету» она похвасталась, что у неё, кажется, всё серьёзно с «финансистом», я картинно прижала к груди руки:
— Я так за тебя рада!
«Если то, что он тебя до сих пор трахает, ты приняла за отношения, мне тебя искренне жаль», — подумала я даже без злорадства. А вслух спросила:
— А где вы познакомились?
— Ну, мы давно знакомы, — принялась она вытирать пыль с монитора на моём столе. — Просто он был женат. А теперь развёлся, — посмотрела на пальцы, смахнула с них пылинки.
Завьялова вела понятную ей одной игру, рассказывая мне же про меня.
Я демонстрировала вопиющую недогадливость:
— Надо же, какой порядочный! Наверное, понял, что ошибся и всегда любил тебя, поэтому развёлся, — почти неприкрыто поглумилась я.
Но актриса театра и кино Зинаида Завьялова, то ли не улавливала гротеск, то ли самонадеянно привыкла, что она здесь самая умная, поэтому принимала всё за чистую монету.
— Думаю, я давно ему нравилась.
Она кокетливо пожала плечиком.
Я сжала в кармане кулон с балериной.
«Бижутерия, недорогая, простенькая, — сказали мне про кулон в ювелирном салоне.
«А камень?» — «Стекло»
«Дешёвка» — усмехнулась я, имея в виду совсем не украшение.
— А он кто? — спросила Юля, когда Завьялова ушла. Ставшая невольной свидетельницей наших разговоров (на неё, как на прислугу, Завьялова не обращала внимания, когда откровенничала со мной), уточнила: — Её мужчина?
— Мой бывший муж, — усмехнулась я.
— Серьёзно? — вытаращила глаза Юля. — И она?..
— Угу, каждый день мне про него рассказывает.
— А вы?.. Почему вы ей не скажете, что знаете?
— А зачем? — равнодушно пожала я плечами. — Ей нравится выдавать желаемое за действительное. Мне забавно за этим наблюдать. Всё жду, когда она рассмеётся мне в лицо и скажет правду. Но она что-то не торопится.
— Думаете, ждёт, когда он сделает ей предложение?
— Ой, что ты! — махнула я ноутбуком, что взяла с края стола. — Думаю, скорее наоборот. Он вот-вот её бросит, если уже не бросил. А она всё рассказывает сказки, как у них всё замечательно.
— Как же это выглядит… мерзко, — скривилась девушка.
— Жалко, Юль. Это выглядит жалко.
— Кажется такой уверенной в себе, — покачала головой Юля. — А на самом деле так зависима от чужого одобрения. Какой удар будет по её самолюбию, —
