К лацкану безукоризненно сшитого пиджака Хардинга был прикреплен значок посетителя; безупречно завязанный галстук был того же цвета древесного угля, что и костюм.
Коротко подстриженные темные волосы, слегка тронутые сединой, обрамляли румяное прямоугольное лицо с грубыми чертами; когда Хардинг улыбался, его темно-карие глаза превращались в щелки. Губы у него были тонкими, а когда он злился, исчезали совсем.
Будь его внешность и тембр голоса немного более приятными, Хардинг мог бы пробиться на телевидение и вести новости.
Когда-то он хотел этого так же, как некоторые мальчики жаждут прикоснуться к женской груди. Жадно и сладострастно. Но телекамера была его врагом. Она подчеркивала его недостатки и превращала короткое тучное туловище в настоящий обрубок.
Как сказал один злоязычный звукооператор, его голос напоминал вопли гуся, которого режут.
Жестокое разочарование в детской мечте сделало Хардинга тем, кем он был в настоящее время. Холодным и бессердечным газетным репортером.
Он прислушивался к эху отпираемых замков и скрипу тяжелых дверей. Нужно будет использовать это, когда он станет описывать свой визит: зловещий скрежет металла о металл, бесстрастные лица охранников и санитаров, неожиданно приятный запах безумия.
У одной двери пришлось подождать. Его ждала последняя проверка. Тут дежурил служащий, на столе которого стояло несколько мониторов.
Хардингу сказали, что обитатели этого отсека находятся под круглосуточным наблюдением. Когда он окажется наедине с Ремингтоном, то и сам попадет под наблюдение. Мысль была успокаивающая.
Последняя дверь открылась. Хардингу напомнили, что в его распоряжении тридцать минут.
Он собирался использовать их с наибольшей пользой.
* * *
Ивен Ремингтон не был похож на человека, которого Хардинг привык видеть на страницах глянцевых журналов или на сверкающем экране цветного телевизора. Он сидел в кресле, облаченный в ярко-оранжевый комбинезон. Спина его была идеально прямой, запястья сковывали наручники.
Его волосы, прежде длинные и золотые, теперь были короткими и тускло-желтыми. Когда-то красивое лицо казалось одутловатым. Сказывались назначенная диета, лекарства и отсутствие визажиста. Рот был вялым, глаза — мертвыми, как у куклы.
«Его накачивают успокоительными», — подумал Хардинг. Возьмите человека с диагнозом «опасен для общества», добавьте к этому несколько психозов, склонность к Насилию, и каждый скажет, что для такого типа лекарства — настоящее благо.
Похоже, добраться до сознания Ремингтона через химический лабиринт и мечтать не приходилось.
У дверей за спиной Ремингтона стоял зевающий охранник. Хардинг сел по другую сторону стойки и посмотрел сквозь прутья.
— Мистер Ремингтон, меня зовут Хардинг. Джонатан К. Хардинг. Вы ждали меня?
Ответа не последовало. Хардинг мысленно чертыхнулся. Неужели они не могли дать ему эти зомбирующие таблетки после интервью?
— Мистер Ремингтон, вчера я говорил с вашей сестрой. — Молчание. — С вашей сестрой Барбарой.
Из уголка рта Ремингтона потекла слюна. Брезгливый Хардинг тут же отвел глаза.
— Я надеялся поговорить с вами о вашей бывшей жене и о том, что произошло на Трех Сестрах в ночь вашего ареста. Я работаю в «Ферст мэгэзин».
Во всяком случае, так было в данный момент. На взгляд Хардинга, издатели этого журнала становились все более скупыми и привередливыми.
— Я хочу написать о вас статью, мистер Ремингтон. Изложить вашу точку зрения на случившееся. Ваша сестра очень хотела, чтобы вы поговорили со мной.
Это было не совсем так, но он убедил Барбару, что интервью может вызвать сочувствие к Ивену и помочь ее адвокатам, хлопотавшим о переводе брата в частную клинику.
— Я мог бы помочь вам, мистер Ремингтон… Ивен, — поправился он. — Я хочу помочь вам.
Ответом ему был все тот же пустой и мертвый взгляд. От этого взгляда по спине бежали мурашки.
— Я собираюсь поговорить со всеми участниками и получить полную картину случившегося. Собираюсь поговорить с вашей бывшей женой. Собираюсь получить интервью у Элен.
При звуке этого имени что-то зажглось в глубине бесцветных глаз.
«Все-таки он не совсем спятил», — подумал Хардинг и слегка подался вперед.
— Вы ничего не хотите передать Элен? Какую-нибудь весточку?
— Элен.
Голос был хриплым и напоминал шепот. Хардингу показалось, что по его спине провели ледяным пальцем.
— Да, да, Элен. Я собираюсь вскоре увидеться с Элен.
— Я убил ее. — Слюнявые губы сложились в ослепительную улыбку. — В лесу, в темноте. Я убиваю ее каждую ночь, потому что она все время возвращается. Смеется надо мной, и я убиваю ее.
— Что случилось той ночью в лесу? Что случилось с Элен?
— Она убежала от меня. Сами понимаете, она сумасшедшая. Иначе, с какой стати ей было убегать. Совершенно ясно, что она не может от меня убежать! Мне пришлось убить ее. Ее глаза обжигали.
— Синим пламенем? Они жгли, как синее пламя?
— Это была не Элен. — Глаза Ремингтона стали острыми; казалось, из них вылетели черные птицы. — Элен была тихой и послушной. Она знала, кто из нас главный. Она знала. — Пальцы Ремингтона стали царапать ручки кресла.
— А кто же это был?
— Ведьма. Все они вышли из ада. И принесли с собой свет, много света. Они ослепляли и проклинали меня. Змеи под моей кожей. Змеи. Круг света. Круг крови. Вы видите, видите?
Какое-то мгновение Хардинг действительно видел. Картина была ясной, как на ладони, и очень страшной… Он с трудом поборол дрожь.
— Кто это «все они»?
— Все они были Элен. — Ивен засмеялся. От этого визгливого смеха по спине Хардинга побежали мурашки, а волосы встали дыбом. — Все Элен. Сожгите ведьму. Я убиваю ее каждую ночь. Каждую ночь, но она возвращается!
Он начал кричать так, что испуганный Хардинг вскочил с места. К Ремингтону быстро шагнул охранник.
«Сумасшедший, — твердил себе Хардинг, когда служители вывели его из комнаты. — Безумный, как Оболваненный Шляпник из „Алисы в стране чудес“.
И все же… все же…
Запах сенсации был слишком силен. Сопротивляться ему было невозможно.
* * *
При мысли провести вечер в доме ведьмы кое-кто стал бы нервничать. А занервничав, запасся бы веточкой аконита, который в Новой Англии называют «проклятием волков», или насыпал бы в карман соли.
Однако Мак приехал, вооруженный лишь диктофоном, блокнотом и бутылкой хорошего каберне. Всю первую неделю, проведенную на острове, он терпеливо ждал, надеясь на приглашение.
Ему предстоял обед с Майей Девлин.
У него было сильное искушение приехать самому, побродить в лесу и заглянуть в тень маяка. Но, по его понятиям, это было бы невежливо.
