— О… — выдохнула она. — Надо отдать тебе должное. Ты изучал экзотическую сексуальную магию или как там это называется?
— Вообще-то… — Мак откашлялся. Ему действительно требовалось присесть. Ослабли ноги. — Можно сказать, да, но это не было моей главной целью.
Рипли пристально посмотрела на него:
— Кажется, ты не шутишь.
— Сексуальные обряды и обычаи часто являются важным элементом… Может быть, лучше показать?
— Нет, нет, — Рипли подняла руку. — Я на дежурстве, а ты уже довел меня до совершенно невозможного состояния. Я скажу, когда захочу съесть с тобой пиццу.
— Дай мне пять минут, и ты захочешь. — Бук сделал шаг вперед, но ладонь Рипли уперлась ему в грудь.
— Ни в коем случае. Надевай пальто и проваливай.
Какое-то мгновение ей казалось, что Мак не послушается. Но тот отступил, словно по мановению волшебной палочки.
— Когда придет время, я бы хотел, чтобы пицца оказалась огромной.
— Как ни странно, я тоже.
— Это упрощает дело. — Он натянул пальто и взял камеру. — Был безмерно рад встретиться вами, помощник шерифа Тодд. Спасибо за кофе.
— Мы всегда к вашим услугам, доктор Бук.
Выйдя на улицу, Мак натянул лыжную шапочку. «Придется вернуться на берег и нырнуть в ледяную воду, — подумал он. — Если не утону, то остыну».
Для этого потребовались разговоры со множеством людей, подкуп и упорство бульдога. Но ради хорошей истории Джонатан К. Хардинг не останавливался ни перед чем.
Чутье, которое Хардинг считал важнейшим условием успеха в избранной им области, подсказывало, что Ивен Ремингтон позволит ему написать лучший очерк десятилетия.
Дело было вовсе не в том, что скандал еще не утих. Хардинг плевать хотел на самого Ремингтона, скрывавшего свое подлинное лицо от окружающих, — в том числе от своих лощеных голливудских клиентов, принадлежавших к сливкам общества. И на подробности бегства его молодой жены, рискнувшей жизнью ради того, чтобы освободиться от оскорблений, издевательств, буйств и угроз, Хардингу было тоже наплевать.
Такие мелочи не стоили его внимания.
Он навел кое-какие справки и получил достаточное количество документально подтвержденных сведений о том, куда она бежала, как бежала, где работала и жила первые восемь месяцев после того, как сбросила свой «Мерседес» со скалы. Это был лакомый кусок — бывшая жена известной личности, балованная принцесса, жившая в дешевых меблированных комнатах, работавшая по договору поваром или официанткой и переезжавшая из города в город, выкрасив волосы и сменив имя.
На это стоило потратить немного чернил.
Но по-настоящему Хардинга волновал лишь период времени между ее высадкой на клочке суши посреди Атлантики и арестом Ремингтона.
Сведений об этом периоде было недостаточно для эффектной концовки очерка. Возможно, их искусно утаивали.
Ремингтон обнаруживает ее след. Совершенно случайно. Находит ее. Затем на сцене появляется герой-любовник, местный шериф, получивший удар ножом, но продолживший свою благородную миссию.
Шериф настиг Ремингтона в роще, уговорил его не перерезать горло неверной красавице-героине. Наконец он бросил злодея за решетку и отправился накладывать швы.
Хороший парень спасает девушку. Плохой парень попадает в палату с войлочными стенами. Хороший парень женится на девушке. Все счастливы.
В течение нескольких недель после ареста Ремингтона эту историю мусолили в прессе на все лады. После чего забыли, как случается с большинством сенсаций.
Но кое-какие слухи по-прежнему витают в воздухе салонов. Неподтвержденные слухи. Видите ли, тогда в роще произошло нечто большее, чем очень своевременный арест.
Колдовство. Магия.
Сначала Хардинг хотел развенчать эту идею, посвятив ей несколько дюймов в своей колонке, но только смеха ради. В конце концов, Ремингтон был буйнопомешанным. Его рассказ о событиях той ночи, за который Хардинг выложил немалые деньги, едва ли можно было воспринимать всерьез.
И все же…
Доктор Макаллистер Бук, этот Индиана Джонс паранормального, временно переселился на Три Сестры.
Разве этого недостаточно, чтобы навострить уши?
Хардинг знал, что Бук не из тех, кто тратит время даром. Ради своих странных исследований этот человек прорубался сквозь джунгли, странствовал в пустыне и поднимался в горы. Причем тратил на это главным образом собственные деньги, которых у него, правда, было полно.
Но времени даром он не тратил.
Он чаще опровергал случаи пресловутой магии, чем подтверждал их. Но если уж подтверждал, то люди к этому прислушивались. Во всяком случае, умные люди.
Если слухи были всего лишь слухами, то с какой стати Бук отправился на Три Сестры? Элен Ремингтон — прошу прощения, Нелл Ченнинг-Тодд — не делала никаких заявлений. Конечно, она дала показания полиции, но в ее рассказе не было ни слова о колдовстве. Репортеры пытались что-нибудь выудить у ее адвокатов, однако тоже потерпели неудачу.
И все же Макаллистер Бук счел, что Три Сестры стоят его времени. Это заинтересовало Хардинга. Заинтересовало до такой степени, что он сам прочитал все, имевшее отношение к острову, его загадке и легендам о нем.
Чутье репортера тут же подсказало ему, что тут пахнет сенсацией. Большой, жирной и пряной.
Он уже пытался получить интервью у Мака, но безуспешно. Буки были умопомрачительно богаты, влиятельны и до невозможности чопорны. Будь они чуть менее консервативны, он смог бы написать серию статей об этой семейке и ее отпрыске, гонявшемся за привидениями.
Но никто не пошел ему навстречу. В том числе сам Макаллистер.
Было очень обидно.
Требовалось найти подходящий рычаг и как следует нажать на него, чтобы добиться своего. Хардинг был уверен, что Ремингтон с удовольствием помог бы ему приподнять завесу, за которой скрывалась тайна.
В конце концов, это пошло бы ему только на пользу.
Хардинг шагал по коридору отделения для буйных. Ремингтон был официально признан невменяемым; это спасло налогоплательщиков как от долгого и дорогого судебного процесса, так и от пространных комментариев, которыми бы его сопровождала пресса.
Факты гласили, что на ноже, которым был ранен шериф острова, были найдены отпечатки пальцев Ремингтона. Шериф и две свидетельницы, среди которых была помощница шерифа, заявили, что Ремингтон приставил нож к горлу жены шерифа и угрожал ее убить.
Черт побери, Ремингтон не просто признался в содеянном, но продолжал вопить, что зарежет ее, бормотал, что их разлучит только смерть, и призывал сжечь эту распутную ведьму на костре.
Физическая улика, показания свидетелей и бессвязная болтовня Ремингтона позволили упрятать его в зарешеченное и тщательно охраняемое отделение сумасшедшего дома.
