Эмма кивнула и нетерпеливо махнула рукой, приглашая ее войти.
– Хорошо. Будем считать, что вопрос исчерпан. Жду тебя в субботу. До свидания.
Положив трубку, она пересекла комнату и подошла к камину, где Пола, сидя за низеньким столиком, уже начала разливать чай.
Наклонившись к огню, чтобы согреть руки, Эмма удовлетворенно заметила:
– Она из всех них самая капризная. Даже не думала, что мне удастся ее уговорить. Но она согласилась! – Эммины зеленые глаза мрачно поблескивали в отсветах горевшего камина, на губах играла презрительная полуулыбка.
– В общем-то, у нее не было выбора, – пробормотала она себе под нос, усаживаясь на диван.
– О ком ты, бабушка? С кем ты говорила? – спросила внучка, передавая Эмме чашку с чаем.
– Спасибо, дорогая. Это твоя тетя Эдвина. Никак не могла решить, сумеет ли она изменить свои планы и приехать или не сумеет! – с издевкой рассмеялась Эмма. – Но ничего, в конце концов все-таки сумела. Так что в Пеннистон Роял она выберется. У нас будет настоящее семейное сборище. Приедут все.
Пола сидела, низко опустив голову над чайным подносом. Когда она украдкой взглянула на бабушку, то заметил, что та улыбается.
– Кто это все? – спросила она лукаво. – И что вообще все это значит? – Теперь в ее голосе прозвучала и нотка растерянности.
– Кто все? Твои тетки, дяди, кузены...
Хмурая тень пробежала по лицу Полы, погасив улыбку.
– Но зачем? – Пола резко выпрямилась на стуле. – Зачем, скажи, им всем приезжать? – воскликнула она в состоянии легкого шока. – Ты же знаешь, если они соберутся, беды не миновать. Всю жизнь так! – Глаза ее были широко открыты, в них застыл ужас.
Реакция Полы поразила Эмму. Тон ее ответа был резок, хотя она и старалась говорить как можно спокойнее:
– Какая еще беда? Уверена, все будут вести себя наилучшим образом!
Нечто похожее на ухмылку на миг появилось на бабушкином лице. Откинувшись на спинку дивана, она с решительным видом закинула ногу на ногу и, отпивая чай, заключила уже совсем беспечно, но твердо:
– У меня нет на сей счет абсолютно никаких сомнений, Пола! – Ухмылка на ее лице превратилась в полноценную улыбку.
– Но, бабушка, как ты могла! – осуждающе запротестовала внучка. – Я-то думала, что мы с тобой отдохнем, насладимся тишиной... – Пола в сердцах прикусила нижнюю губу. – И вот ты взяла и все испортила! Ну, кузены – это еще куда ни шло. Но остальные! Уф-ф... Кит, Робин и другие – все вместе? Да это же непереносимо!
Она передернула плечами, и по лицу ее пробежала гримаса отвращения при мысли, что придется провести уик-энд в обществе всех ее дядей и теток.
– Ты уж поверь мне, дорогая, пожалуйста, – мягко попросила бабушка. Тон ее был таким подкупающим, что беспокойство Полы начало стихать.
– Что ж, раз ты не боишься... Но затевать такое сборище, когда ты еще не оправилась после болезни, не знаю, право. Полный дом народу... Это и здоровому не так легко вынести... – Голос ее беспомощно осекся, как только она с грустью поняла, что изменить уже ничего нельзя.
– Народу, говоришь? Но разве можно назвать их народом, дорогая? Они моя семья. Хотим мы этого или нет.
Пола молчала, уставившись на чайник. Беспокойство так до конца и не улеглось. Уловив в голосе Эммы нотку ехидства, она метнула на бабушку быстрый взгляд. Нет, по лицу ничего не определишь – одна улыбка и ничего больше. Наверняка, в тревоге решила она, бабушка что-то замышляет. А может, все это только ненужные подозрения с ее стороны?
– Ну что ж, я рада, что будут мама и папа. Я их уже целую вечность как не видела. – И она изобразила на лице безмятежную улыбку. – А зачем, скажи мне, бабушка, ты все-таки их всех решила собрать, а? – быстро, наконец решившись, в последний раз спросила Пола.
– Просто потому, что мне показалось, нам всем будет приятно собраться после моей болезни – мне, моим детям и внукам. Я ведь не так-то уж часто их вижу, дорогая. – И мягко прибавила: – Ты не находишь?
Взглянув на бабушку в упор, Пола, к своему ужасу, обнаружила, что, невзирая на мягкий голос, выражение бабушкиных глаз оставалось столь же холодным и твердым, как большой изумруд, блестевший у нее на пальце. Впервые Поле сделалось на мгновение даже страшно – это выражение глаз было ей знакомо. В нем сквозили упрямство и угроза.
– Конечно, нахожу, – ответила Пола тихо, почти шепотом.
Она боялась расспрашивать дальше, а с другой стороны, ей не хотелось, чтобы подтвердились ее самые худшие опасения.
На этом разговор прекратился.
Они с бабушкой выехали из Лондона ровно через неделю – в пятницу на рассвете. Часть дороги до Йоркшира моросил холодный дождь. Однако едва их „роллс-ройс” с ревом выскочил на новое скоростное шоссе, построенное вместо старой Грейт Норс роуд, погоду словно подменили. Дождь прекратился, и хотя небо некоторое время еще оставалось хмурым и затянутым тучами, то тут, то там сквозь серизну все чаще пробивались солнечные лучи. Шофер Смизерс, служивший у Эммы вот уже пятнадцать лет, знал дорогу, как свои пять пальцев: он заранее готовился к любому неудобному ее участку, мог сказать, когда шоссе сделает очередной зигзаг, плавно тормозя или, наоборот, увеличивал скорость, если был уверен, что впереди не предвидится никаких неприятностей. Внучка и бабушка в начале пути немного поболтали о том о сем, но большую часть времени Эмма дремала, а Пола предавалась своим тревожным мыслям о том, что готовит ей грядущий уик-энд. Несмотря на все заверения в обратном, он представлялся неотвратимо надвигавшимся кошмаром. Ее дяди и тетки... При одной мысли о них на Полу накатывало оцепенение – она сидела, тупо уставившись в окно машины.
Кит. Поле он казался чванливым, высокомерным, неискренним и честолюбивым человеком, чья лютая ненависть к ней была лишь прикрыта тоненьким фиговым листком показной сердечности. С ним вместе наверняка будет и его жена Джуна, на редкость холодная и фригидная женщина – Пола и ее кузен Александр в детстве злорадно окрестили ее „декабрем". Навеки замороженная, она, казалось, была начисто лишена всякого чувства юмора: с годами она стала как бы вялым отражением Кита, его бледной тенью. А дядя Робин? Это был уже совсем другой экземпляр. Красивый, едкого ума, блестящий собеседник, тем не менее он непостижимым образом нес на себе следы вырождения. Поле он напоминал рептилию – невзирая на весь его лоск и шарм, он мог быть крайне опасным, и не удивительно, что Поле человек этот внушал отвращение. Особенную неприязнь вызывало у нее то, что он относился к своей жене Валери, приятной и миловидной женщине, с ледяным презрением, граничащим с жестокостью. Меньше всего Пола знала тетю Эдвину: большую часть времени та проводила в болотистой Ирландии со своими любимыми лошадьми. Внешности она, по воспоминаниям Полы, была самой суровой, отличалась снобизмом, не слишком большим умом и постоянно брюзжала. Красавицей среди ее теток была одна лишь Элизабет, которая могла быть по-своему забавной, но ее переменчивость и капризная кокетливость действовали Поле на нервы.
