– Мадам! – воскликнула она в упоении от того, что видит хозяйку, и бросилась к протянутой для приветствия Эмминой руке. – Мы так волновались за вас все это время. Но, слава Богу, вам лучше. Вы приехали! Как это великолепно! С возвращением! И вас, дорогая мисс Пола! – Хильда еще больше разулыбалась, приглашая их поскорее войти в дом. – Скорее, а то здесь, боюсь, для вас слишком холодно.
– Боже, как я рада снова очутится дома! – проговорила Эмма, переступая порог. – Надеюсь, у вас тут все в порядке, Хильда?
– Все великолепно, мадам! Только вот за вас переживала. Да и не одна я – мы все. А так дела у нас идут, можно сказать, как по маслу. К приезду семьи все готово. Если Смизерс один не справится с багажом, я распоряжусь, чтобы прислали на подмогу Джо... – Слова так и сыпались из нее, до того она была возбуждена.
– Спасибо, дорогая Хильда, но Смизерс справится и один, я уверена, – поблагодарила Эмма, вступая в огромную, выложенную камнем прихожую и с явным удовольствием оглядываясь вокруг. Взгляд хозяйки задержался на старинной дубовой мебели, развешанных по стенам гобеленах, большой медной вазе с нарциссами и веточках вербы, видневшихся на обеденном столе.
– Дом выглядит просто чудесно, – тепло улыбнулась она Хильде, закончив этот беглый осмотр. – Как всегда, вы выше всяких похвал, моя дорогая.
Хильда еще больше расцвела от этих слов.
– Кофе для вас уже готов, мадам. Если надо, то могу заварить и чай. Но может быть, вы предпочитаете по рюмочке шерри перед ленчем? – рискнула предложить экономка. – В таком случае оно уже ждет вас прямо в гостиной наверху, мадам.
– Прекрасная мысль, Хильда, – ответила Эмма. – Мы сразу же идем наверх. Ленч будет примерно в час, хорошо?
– Конечно, конечно, мадам!
И Хильда поспешила на кухню, тихонько напевая себе под нос какую-то незатейливую мелодию, в то время как Пола последовала за Эммой, уже начавшей подниматься по крутой лестнице. И снова она не могла не удивляться той огромной жизненной силе, которой была наполнена ее бабушка.
– Я сейчас приду, – окликнула Пола шагавшую впереди Эмму, когда они очутились наконец в длинном коридоре, откуда можно было попасть в спальные комнаты и верхнюю гостиную. – Мне бы хотелось перед ленчем немного освежиться, ладно?
Эмма кивнула:
– Мне тоже, дорогая. Так что встретимся чуть позже. – И они разошлись по своим комнатам.
Сняв дорожный костюм и переодевшись в тонкое шерстяное платье, освежив легкой косметикой лицо, Эмма вышла в гостиную, находившуюся рядом с ее спальней.
Эта верхняя гостиная была, пожалуй, ее самой любимой из всех комнат Пеннистон Роял. К ее приходу здесь уже потрескивали дрова в камине и горело несколько ламп под шелковыми абажурами, так что вся гостиная была освещена мягким рассеянным светом. С явным удовольствием Эмма приблизилась к камину, чтобы, по своему обыкновению, немного погреть руки у огня.
До чего все-таки красива, думалось ей, это верхняя гостиная в их доме – той тонкой красотой, которую способен породить только хороший вкус. В ней нет ничего претенциозного, утрированного, но искушенный глаз сразу понимает: простота эта крайне обманчива. Для того, чтобы ее добиться, необходимо потратить кучу денег, терпеливо и весьма искусно подбирая соответствующую мебель, ковры, гобелены... Слегка поблескивал темный натертый пол, в центре которого лежал пастельных, приглушенных тонов дорогой ворсистый ковер. Выкрашенные в бледно-желтый цвет (самый бледный, какой только возможно себе представить) стены создавали здесь особую солнечную атмосферу: посверкивание серебра и хрусталя отражалось в мягкой патине, тонким слоем покрывавшей бронзу изысканных столиков в стиле эпохи первых Георгов, в консолях, шкафчиках и большом, поражавшем своим великолепием столе.
Две длинные софы у камина, разделенные низким чайным столиком, своим комфортом и обволакивающей мягкостью напоминали скорее выложенные птичьим пухом гнезда. Обе они были обтянуты, в романтическом духе, вощеным ситцем, буквально полыхавшем ярко-розовыми, желтыми, голубыми и красными цветами на белом фоне в обрамлении зеленых лоз дикого винограда. На раскладных столиках и небольших консолях стояли антикварные фарфоровые чаши и вазы с первыми весенними, только что обрезанными цветами – гиацинтами, тюльпанами – и привозной мимозой. От тепла, излучаемого горящим камином, все они раскрылись – и в комнате стоял смешанный аромат с неповторимым букетом. Необычайно изящный шкафчик в стиле чиппендейл был заполнен несравненным розовым фарфором, а на маленьких приставных столиках красовались хрустальные светильники и лампы с подставками из резного жадеита и шелковыми абажурами бледно-кремовых тонов. Перед одним из высоких, почти от пола до потолка, окон на грегорианском столе лежали последние книжные новинки, а другой, возле одного из диванов, был доверху завален свежими номерами газет и журналов.
Отделанный уже слегка обесцветившимся резным дубом камин, возле которого, осматривая гостиную, стояла сейчас Эмма, увенчивался полкой, где мерцали старинные серебряные подсвечники с белевшими в них свечами, а в середине высились „экипажные часы” семнадцатого века. На стене, прямо над камином, висел пейзаж Тернера: его туманно-зеленоватые и сочетавшиеся с ними нежно-голубые цвета, выдержанные в буколическом духе, глубоко трогали сердце хозяйки дома во время ее наездов, вызывая ностальгическое чувство, как было и на сей раз, едва она поглядела наверх, чтобы полюбоваться картиной.
Над шкафчиком в стиле чиппендейл по обеим сторонам висели два портрета Рейндолса – молодого пэра и его супруги, а на стене за массивным столом красовалась тщательно подобранная коллекция изящных миниатюр. Безупречный вкус Эммы к цвету и форме, как и ее умение наиболее гармонично размещать мебель, чувствовались буквально повсюду. Вместе с тем, нельзя было при всем желании сказать, что гостиная обставлена чисто по-женски: там отсутствовали бесполезные мелочи, обычно украшающие „женские” комнаты. Нет, то была красивая, но вполне строгая гостиная, где любой мужчина мог бы наслаждаться удобством и мягким великолепием.
Когда руки у Эммы согрелись, она подошла к небольшой полке со стоявшим на ней серебряным подносом с напитками и хрустальными бокалами. Налив шерри в два из них, Эмма вернулась к камину, держа бокалы в руках. Коротая время в ожидании Полы, она стала перелистывать утренние газеты. Ее собственная газета, „Йоркшир морнинг газет”, она не могла не отметить, стала выглядеть куда лучше с тех пор, как заведующим издательством там стал, по ее настоянию, Джим Фарли. С его приходом в газете произошло много перемен, и она стала, гораздо лучше: изменился формат, более современной стала верстка. То же произошло и с вечерней „Йоркшир ивнинг стэндард газет”, которую он также держал под своим контролем. Теперь они приносили гораздо больше денег за счет рекламы, увеличился и тираж. Да, неплохо поработал Джим Фарли, и Эмма могла бы им гордиться, если бы... не Пола. Теперь к мыслям о нем примешивалась и неизменная мысль о ней, ее внучке. Та как бы всегда находилась теперь в тени Джима. Эмма вздохнула. Открывшаяся дверь положила конец ее невеселым размышлениям. Она с нежностью обернулась к Поле, как только девушка появилась на пороге.
