С печальным вздохом Пола отвернулась от окна, запретив себе думать о родственниках, которые в большинстве своем были ей неприятны и в каждом из которых таилась какая-то угроза, словно они не одна большая семья, а враждующие между собой воины, хорошо вооруженные и в любую минуту готовые нанести удар. Да, именно так – они никогда не объединялись друг с другом, а постоянно спорили. Чтобы не думать больше о них, Пола стала мысленно рисовать себе Пеннистон Роял, любимое ею чудесное старинное имение, полное красоты и тепла. Пожалуй, так, как она, его ценила только одна Эмма.
Пола представила, как пускает своего жеребца вскачь по вересковому лугу ранним бодрящим утром, и тут неожиданно перед ней всплыло лицо Джима Фарли. Джим, ее любовь. Она закрыла глаза – сердце ее сжалось, к горлу подступил ком, голова пошла кругом. Нет, не думать о нем! Забыть! Не дать своим чувствам возобладать над разумом. Чувства налетают, как вихрь, приносят боль и отчаяние – при одном только воспоминании об этом человеке.
Пола открыла глаза и снова стала смотреть в окно, усилием воли заставив себя не вспоминать о Джиме Фарли. Единственном человеке, которого она любила. Человеке, с которым она не имела права связать свою судьбу – это касалось прошлого ее бабушки. Прошло немного времени, и Пола взглянула на часы. Они уже миновали Грэнтам и приближались к Донкастеру. Ничего не скажешь, их „роллс-ройс” показывал отличное время. В этот ранний час машин на шоссе было не так много. Пола откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Смизерс включил радио – негромкая музыка в сочетании с убаюкивающим покачиванием машины стали клонить ее в сон. Несколько раз неожиданные толчки пробуждали Полу. И всякий раз, взглянув на бабушку, она убеждалась, что та спокойно дремлет, слегка улыбаясь во сне.
Через полчаса, однако, Эмма неожиданно выпрямилась. Сна как не бывало. Она чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. Немного подвинувшись, она выглянула из окна – по лицу по-прежнему блуждала легкая улыбка. Йоркшир! Она всегда узнавала его, как только пересекала его границу. Здесь ее корни. И не удивительно, что старые кости откликаются на родные места, потому что память сидит в них. Наверное, это и есть атавизм. Ее дом – единственное место на земле, где она ощущает себя своей. По-настоящему своей.
Машина быстро проносилась мимо небольших городков с такими знакомыми названиями: Донкастер, Уэйкфилд, Понтефракт... И вот наконец Лидс, серый, нахохлившийся, но вместе с тем могучий и богатый, словно пульсирующий от избытка энергии, – один из промышленных гигантов Англии с его многочисленными текстильными фабриками, камвольными комбинатами, сталелитейными, цементными и машиностроительными заводами и типографиями. Лидс, ее город, где сосредоточена мощь ее империи. Город, которому она обязана своими успехами и своим несметным богатством. Их „роллс-ройс” проезжает мимо зданий и фабрик, которыми владеет она, Эмма Харт, и огромного универмага, носящего ее имя. Машина движется теперь медленнее, пробираясь в становящемся все более густым потоке других машин, – обычная картина для этого времени дня в центре города. Наконец-то они минуют его, и шофер нажимает на газ: они выехали за город.
Меньше чем через час „роллс-ройс” останавливается на вымощенном брусчаткой дворике перед внушительным особняком. Это и есть Пеннистон Роял. Эмма не просто выходит, а почти выпрыгивает из машины. Воздух холодный, пронизывающий до костей: с окрестных вересковых пустошей дует сильный ветер. Солнце, однако, уже шлет на землю золотистые лучи – его сверкающий шар хорошо виден на чистом, кобальтового оттенка небе. А вот и колышущиеся на ветру ярко-желтые головки первых мартовских нарциссов, сразу же бросающиеся в глаза на зеленом фоне подстриженного газона, тянувшегося до самого пруда (какие восхитительные белые лилии можно там увидеть!), расположенного внизу, за длинной мощеной террасой. Эмма с удовольствием вдохнула глоток воздуха: в нем был аромат вереска, острый и волнующий, запах сырой земли и проклюнувшихся зеленых почек, возвещающий приход долгожданной весны после сурового в этих краях зимнего ненастья. Накануне ночью шел дождь, и хотя был уже полдень, на листьях деревьев и кустарников все еще блестели водяные капельки, поблескивавшие при холодном свете этой северной части Англии.
Как обычно, прежде чем войти в дом, Эмма и Пола посмотрели на Пеннистон Роял со стороны. И снова хозяйка дома не могла не восхититься его величественной красотой. Красотой сугубо английского свойства – нигде в мире, пожалуй, не мог бы существовать этот великолепный особняк, удивительно гармонично вписывающийся в окружающий ландшафт. Нигде, кроме Англии. Начало ему было положено в семнадцатом столетии – сочетание архитектуры Ренессанса со стилем эпохи Якова Первого придавало постройке особую величавость. Невыразимая прелесть, не меркнувшая от времени, исходила от зубчатых башен и башенок, от мрачновато выглядывающих тяжелых окон в оправе серого камня, старинного, как сама вечность. Вместе с тем, в гордом облике здания была и несказанная мягкость, сквозившая даже в выступавших из-под карнизов водосточных трубах в виде горгон – фантастических фигур, с течением столетий постепенно утрачивавших свой устрашающий вид.
На террасе они на этот раз почти не задержались – место открытое, а солнце, хотя и светившее вовсю, грело еще не так сильно. Да и ветер, дувший со стороны Северного моря, был чересчур пронизывающим. Словом, погода, несмотря на кажущуюся теплоту, решила Эмма, обманчивая. Рисковать не имело смысла, и они как можно быстрее прошли вверх по ступеням – мимо фигурно подстриженной живой изгороди, окаймлявшей бархатный газон и как бы охранявшей его, подобно гордым стражам седой старины.
Они еще не подошли к высоким дубовым дверям особняка, как те уже широко распахнулись перед ними. Из дверей выбежала сияющая Хильда, их экономка.
– Мадам! – воскликнула она в упоении от того, что видит хозяйку, и бросилась к протянутой для приветствия Эмминой руке. – Мы так волновались за вас все это время. Но, слава Богу, вам лучше. Вы приехали! Как это великолепно! С возвращением! И вас, дорогая мисс Пола! – Хильда еще больше разулыбалась, приглашая их поскорее войти в дом. – Скорее, а то здесь, боюсь, для вас слишком холодно.
– Боже, как я рада снова очутится дома! – проговорила Эмма, переступая порог. – Надеюсь, у вас тут все в порядке, Хильда?
– Все великолепно, мадам! Только вот за вас переживала. Да и не одна я – мы все. А так дела у нас идут, можно сказать, как по маслу. К приезду семьи все готово. Если Смизерс один не справится с багажом, я распоряжусь, чтобы прислали на подмогу Джо... – Слова так и сыпались из нее, до того она была возбуждена.
