— …натурой, — закончил он, когда мое рваное дыхание перешло в судорожные всхлипы.
До меня наконец дошло.
— Соболев! Ты всем врал, что ли? Это ты гендиректор? — возмутилась я, обвивая руками его шею, пока он нес меня к подозрительно удобному дивану в углу кабинета. Рубашка потерялась по пути, со штанами ему пришлось справляться самостоятельно, потому что я требовательно смотрела в эти прекрасные наглые глаза и ждала ответа.
— Почему врал? — удивился он.
— Администратор он! Охранник! Ага-ага. Сейчас выяснится, что ты еще и владелец этой хреновины!
Возмущаться было очень сложно, потому что Соболев уже справился с остатками своей одежды и теперь переходил к очень приятным, хотя и совершенно недопустимым в кабинете гендиректора вещам. Но кто ж его остановит, если он тут самый главный?
— Нисколько не врал. Директор и есть администратор. Начальник гаража мой старый друг. Зал сегодня никто не арендовал, поэтому я его забрал — все чистая правда!
Он был тяжелый и горячий и все, что он делал, последовательно и уверенно взводило во мне сладко дрожащую пружину, так что даже совершенно не романтичные его объяснения казались мне самыми возбуждающими словами на свете.
О, да, скажи еще раз «начальник гаража», мой неутомимый жеребец!
— Зачем?.. — простонала я ему в губы и была наказана тем, что меня надолго заткнули самым изобретательным поцелуем в моей жизни. И потом еще некоторое время я была не в состоянии не то что говорить, но даже воспринимать человеческую речь.
Поэтому Илья выждал немного, пока разум вернется ко мне и только тогда ответил:
— Не люблю то, во что люди превращаются, когда узнают, что я могу быть им полезен.
— Ты злой… — грустно сказала я.
Злой и красивый. Злой и умный. Злой и невероятно горячий.
— Очень! — сказал Илья, припечатывая меня поцелуем и откидываясь на спину, все еще крепко сжимая меня в своих руках. — И тебе того же советую. Лучше быть злым с чужими и с теми, кто этого заслуживает, чем глотать и терпеть их подлости, а потом сорваться на близких, которые обнимали и согревали тебя в тяжелые времена.
Я уткнулась ему в грудь, вдыхая запах кожи — знакомый и незнакомый одновременно, чужой и будоражащий проблесками узнавания. Не только с прошлого раза. Оказывается, я помнила его запах еще со школы. И за пятнадцать лет, что он хранился где-то в дальних архивах моего мозга, он совершенно не выветрился и не забылся.
Хуже.
Он связывал этот день и много-много одиноких ночей в прошлом, когда я шептала в темное небо: «Я на рождающуюся Луну — загадаю…»
— Ты больше не будешь называть меня «кем попало»? Или подождем третий раз, волшебный, чтобы ты убедилась, что нам стоит дать друг другу шанс? — он пропустил пряди моих волос сквозь пальцы и снова потянулся, чтобы поцеловать. Нежно. Надежно.
Сладко, боже, как же сладко…
Долго же исполнялось загаданное.
*********
Валяться с ним просто так, гладить пальцами его грудь, тянуться за поцелуем и снова расслабляться, наслаждаясь тем, что теперь не надо тащить никакую стенгазету в школу, было не менее сладко.
И обсуждать оставшихся в банкетном зале одноклассников, вспоминая какие-то дурацкие случаи из школьных лет.
— Помнишь, мы все решили прогулять алгебру и пойти в кино? Кто предложил на Дзефирелли?
— Морозов твой, кажется. Я до этого про «Иллюзион» не знала, ходила потом туда часто, смотрела классику.
— А ты знаешь, что они потом написали письмо в нашу школу с предложением объявить благодарность классному руководителю одиннадцатого «А» за отменную дисциплину во время сеанса?
И болтать обо всех. Что у Зарипова первого родился ребенок, меньше чем через полгода после выпуска, что наши почему-то массово пошли поступать на журфак, что Миронова и Козельский поженились через месяц после окончания школы и женаты до сих пор.
Вот это любовь! С пятого класса, да? Нет, они уже в первом сели за одну парту. С ума сойти!
Только двоих бывших одноклассников мы аккуратно огибали.
Варю и Наташку.
С прямолинейностью Ильи это выглядело странно.
Поэтому я решила спросить сама:
— Правда, что ты Наташку после выпуска звал на свидание?
Казалось бы — не все ли мне равно, что там было пятнадцать лет назад?
Но это так на него не похоже… На него и тогдашнего, и сегодняшнего.
— И не только ее… — Соболев тихонько засмеялся, провел ладонью по моей спине и по всему телу разбежалась толпа мурашек. — Почти всех девчонок наших звал. Обзванивал по списку и получал отказ за отказом.
Видимо, до меня очередь не дошла.
Я представила себе, что бы почувствовала… Умерла, наверное, прямо рядом с телефоном.
— Зачем? — удивленно спросила я.
— Ну… — он потерся носом о мою щеку и поймал губы для поцелуя. — Хотелось проверить. Неужели я настолько непривлекательный?
— И как?
— Было ужасно, — честно ответил он. — Но потом я повторил эксперимент на незнакомых девушках на улице и выяснил, что если одеваться в новое и чистое, сделать хорошую стрижку и притвориться, что я каждый день хожу пить кофе с такими красотками, процент успеха гораздо выше.
Мучительно запоздавшая ревность отправилась грызть мне печень.
— Герой-любовник… — проворчала я, представляя, сколько этих приглашений на кофе закончились такими же вот горячими цепочками поцелуев вниз по позвоночнику, какую он рисует на мне сейчас.
Спину между лопатками щекотнул смешок.
— Ты ведь никуда не спешишь? — спросил он, приподнимаясь и аккуратно прикусывая мое ухо. — Потому что я хочу еще…
Мы нескоро выбрались из замкнутого круга ласк и болтовни.
На часы я не смотрела, но когда мы вернулись в банкетный зал, там сидела одна Рикита. Задумчиво пила минералку из бокала для шампанского и отщипывала виноградины от большой темной грозди, свисавшей из вазы с фруктами. Казалось, она нисколько не скучала, погруженная в свои мысли. Даже взглянула на нас с легким недовольством, как домашняя кошка на хозяев, которые вернулись с работы раньше обычного.
— Все разъехались? — спросила я, оглядывая опустошенный стол. Официанты, конечно, унесли пустые тарелки и бокалы, но судя по остаткам, этим вечером голодным никто не ушел. И трезвым.
— Угу… — задумчиво ответила Рикита, отщипывая еще виноградину.
Для разнообразия — белую.
— А ты?
— Я думала Соболева дождаться, — она откинулась на диванчике, выгибая спину и еще больше становясь похожей на кошку. — Но, кажется, мне тут ловить уже нечего.
Она покосилась на наши сплетенные пальцы.
— Я тебе так и сказал, — пожал плечами Илья.
— Надо было перепроверить, — хмыкнула она и тыкнула в меня пальцем: — У тебя засос на шее, знаешь?
Она выбралась из мягких объятий дивана, поправила облегающее короткое платье, закинула в рот еще одну виноградинку и направилась к выходу.
— Тань…
— А? — обернулась она ко мне.
— Зачем тебе это все? Что ты творишь? Такие русские каникулы, загул на родине? — мое недоумение росло еще с первой встречи, а теперь ее хищный интерес был направлен и на Соболева, и я не выдержала.
Она махнула своим блондинистым хвостом, откидывая его за спину. Мне показалось, что сейчас ответит совершенно заслуженное: «Не твое дело».
Но Рикита вздохнула, оперлась двумя руками на спинку кресла, сгорбилась, словно силы вдруг ее покинули и покачала головой:
— Надоело. Надоели мне эти чертовы немцы. Наши душевнее.
— Да ладно? — я хотела ляпнуть что-то ядовитое, но она вдруг подняла на меня тяжелый, какой-то совершенно тусклый взгляд и добавила:
— Надоело быть образцово-показательной русской женой. Красавицей и хозяюшкой. Надоело трястись, как бы не постареть, как бы не растолстеть. Ты знаешь, что у меня в брачном контракте прописан максимально возможный вес? Надоело все делать по расписанию. Даже спать с мужем. Да, русские каникулы. Да, загул. И что?
Соболев сжал мою руку. Я не знала, что ей сказать. Это насколько ее должна была задолбать такая жизнь, чтобы броситься в объятья Протасова в школьной раздевалке, а?
