их не планировала.
— Ты невероятно красива, и обложка — это меньшее, что французы могли для тебя сделать. Я за тебя беспокоюсь, Май.
Улыбаюсь бегло. Давно он так не шутил.
— Знаю. С тех пор как у меня появился ты, стало безопасно. Но… так дальше не может продолжаться. У меня больше нет сил выслеживать твои интрижки.
— Ты кого-то встретила?
Молчу.
— Ты мне сказала, что твой третий раз будет по большой любви. Ты просишь развод, значит, кого-то встретила?
Такой простой вопрос от него. Ух ты. Без тени улыбки.
Если бы я не знала Макса так хорошо, то решила бы, что он ревнует. А может, просто привык? Ко мне, как к интерьеру. Мы не любим свой холодильник, но при этом не хотим, чтобы сосед там что-то хранил.
Пожимаю плечами уклончиво. Но быстро добавляю:
— Я не изменяла. Клянусь.
— Знаю. Так встретила?
«Какой же ты придурок, — думаю я. — Встретила. Тебя. Как по минному полю теперь. Люблю — тебе скучно, разлюбила — ты бесишься. Просто придурок. И правда уголь. Ничего тебе не мило, ничего не нравится». Вслух же произношу:
— Наверное, я подросла. Великую любовь можно ждать всю жизнь, а может, ее и не существует вовсе. Я хочу романтики, близости, хочу эмоций и… горячего секса. — А потом просто беру всю силу воли, которая только есть во мне, всю смелость, всю боль, что испытывала из-за него. Там такой океан бездонный, что черпать и черпать. Беру это все и добавляю: — Поэтому давай разведемся.
Аж закричать хочется от паники, что он будет не моим, хотя бы номинально.
Выдерживаю взгляд. Долгий, в упор.
— Я не готов тебя отпустить, — возражает Максим. Очевидно, что тоже подбирает слова.
Сглатываю. Это самое прекрасное, что я слышала в жизни. Мы говорим о разрыве, а сами друг друга гладим. Я его волосы пропускаю сквозь пальцы, нежничаю, не могу остановиться. Потому что после развода такой возможности не будет. А он меня обнимает сразу двумя руками. Крепко. По спине ведет пальцами, нестерпимо приятно, но не показываю.
— У нас… сложились общие ритуалы, мы можем друг на друга положиться. Я тоже буду по этому скучать, — говорю нейтрально.
Максим качает головой.
— Может, подумаем еще? Покрутим? Эта девка… — начинает.
Только не это, я ведь почти забыла. Ощетиниваюсь мгновенно. Перебиваю тут же:
— Будет здорово, если ты на каких-то условиях снимешь нам с Витой квартиру. Или пустишь в московскую? Может, временно, я не знаю.
— Глупости. Вита будет расти в доме. На фига он мне нужен одному?
И снова невыносимо от его слов, от такой заботы и горечи. Но, если я сейчас ему снова все дам — он опять не оценит. Нельзя заслужить любовь, к сожалению. Ни одним местом. Уважение — да.
Он прижимает меня к себе. Не пускает. Хотя мы не миримся.
Вдох-выдох.
— Тогда съедешь ты.
С другим парнем этот фокус бы не прошел. А Максим… у меня есть фотография моей крови на простынях. Вот о чем говорила Ба-Ружа. Я ему отдалась — он взял. Потом я была верна. Вина на нем. Поэтому он все сделает, если продолжит уважать.
Пульс, если начистоту, шпарит. Я могла бы сидеть на коленях Максима вечно — гладить его, нежить в любви и ласке. Ему, наверное, это надо было в двадцать лет, когда он сам был нормальным, а не циником. Жаль, мне тогда было лет семь.
Какая несправедливость — эта ваша разница в возрасте! Вот бы мы были ровесниками и встретились.
Бросаю взгляд на столик — там два стакана с остатками виски. Усмехаюсь. Ее-то к себе позвал, угостил выпивкой, перед тем как натянуть. Сжимаю зубы. Нутро снова в узел, ярость ошеломительная. Слепит.
— Потому что я хочу свободы, — рублю наотмашь.
Брак фиктивный, а боль от грядущего развода — настоящая.
Я делаю движение, чтобы освободиться, но Максим не пускает. Тогда прикладываю усилие и спрыгиваю с его колен.
— Ты говорил, у тебя нет любовницы, — вновь взрываюсь.
Мне бы уйти гордо, а я все эту тему тру.
— У меня ее нет. — Его голос звучит устало. Словно не осталось аргументов, словно мои слова, что ему нужно съехать, Макс воспринял всерьез.
— От тебя пахнет секретаршей из отдела кадров. Ты же знаешь, я, как ищейка, чувствительна на запахи.
— Я попрошу ее уволить завтра.
— Развел тут харассмент, бедная Ада. Нашелся, блин, властный босс. Отвратительно.
— Блядь, да, — подтверждает. Будто для него это тоже открытие. Будто собственное поведение его царапает. — Пиздец.
— В любом случае это ничего не изменит, ты мне врал.
Максим тоже спрыгивает с подоконника и подходит к столу. Наливает себе выпить, делает глоток.
— Я тебе не врал. Женщины — это всегда обязательства. Единственное обязательство, что у меня есть, — перед тобой и Витой, других мне не надо. Время идет, Аня, между тобой и мной ничего не меняется. Я не могу быть просто отцом, пусть даже самой красивой девочки. У меня крышу рвет периодами, агрессии много, груша в спортзале не справляется. Я действительно хочу сохранить наш брак, но согласен: выходит херня. Мы не спим, но оба ревнуем.
Он сказал «оба».
— Пора освободить друг друга.
— Ты знаешь, я не хочу освобождаться.
— То есть тебя не парит, что я выслеживаю тебя и закатываю сцены? Не парит моя обложка и то, что я еду в Париж? Говорят, твои цыганские родственники в истерике, сиськи мои рассматривают с лупой.
— Да похуй на них.
Максим делает еще глоток. Очевидно, тема ему неприятна. Он как будто вообще не просчитывал, что делать в этом случае, словно и не собирался со мной разводиться. Выглядит огорошенным. Много ругается матом, что ему тоже не свойственно. С катушек слетел?
— Выпьешь со мной? — спрашивает.
— Дочка дома. У меня уже грудь распирает, надо бы ехать.
— Она, наверное, уже спит.
Пусть я дура полная, но не могу отказать решительно. Ищу компромисс:
— Может быть, в другой раз выпьем? Здесь пахнет сексом, ты пахнешь сексом и другой женщиной. Я очень чувствительна на запахи, ты ведь знаешь, меня может даже стошнить. Мне уже тошно.
— А ты пахнешь моей дочей, — говорит Максим с какой-то болезненной улыбкой, раньше я такой у него не видела. — И моим домом. Поэтому я не могу дать тебе свободу.
Макс
— Бросишь тут курить, с такой жизнью и работой.
Помощник, Денис Кравченко, громко хохочет, делая вид, что шутка удалась. Угораю над его попытками угодить боссу. Год в новой
