Гена сыпал остротами и подливал вино Жанне. Та строила глазки Алеше, который с невозмутимым видом скользил взглядом по каждому сидящему за столом и усиленно молчал.
Гуля сидела, сгорбившись, низко склонив голову, делала вид, что ест, а сама, судя по покрытому красными пятнами лицу и крепко зажатой, почти как холодное оружие вилке в руке, мечтала исчезнуть. И не мудрено. Олег, молитвами Андрея пьянеющий на глазах, обводил мутным взглядом компанию, особенно неприятно поглядывая на меня и Борзова, и то и дело бросал пошлые и даже гаденькие замечания с применением изысканных ругательств, причем не только в нашу сторону. Большая часть доставалась Гуле, видимо в отместку за пристальное к ней внимание Андрея. Тот старался, ухаживал столь активно, что было впору кричать: "Горько!". А это, судя по всему, активно не нравилось Олегу. Чудно, если не сказать — чудно`.
Сергей мучил утиную грудку и чистил мандарины с таким видом, словно еле сдерживался, чтобы не раздавить их о чело Олега.
— Анечка, а может, прокатимся завтра, город мне свой покажете, достопримечательности? — предложил мне Борзов.
— Я подумаю, Вадим Михайлович, — ответила уклончиво: авось проспится завтра гость и вспомнит, кому кататься предлагал, а кому коленки мял.
Олег напрягся. Андрей словно специально перегнулся через стол, игнорируя его, и обратился почти с идентичной просьбой к Гуле:
— Не пойти ли нам в сауну, Гулечка? Могу предложить прекрасное заведение.
— Спасибо, — буркнула та, словно пощечину дала.
— Неужели отказываешься? — удивился Олег, уставился на нее пьяно и очень недобро. — А что так? Он заплатит. Хор-рошо заплатит. Ты ведь любишь деньги? Конечно, любишь. Столько в жизни не видела, спорим?
— Вы знакомы? — выгнул бровь Андрей. Сергей отодвинул тарелку и сложил руки на столе в ожидании. По лицу было видно, что ждать он будет недолго — до первого слова, причем, любого.
— Не так близко, как ты с моей женой. Размер кошелька не тот. Что ж тебя на мои объедки тянет?
— Ах, какой дурачок, — обрадовалась Мила. Алеша сжал мою ладонь, призывая к спокойствию. Борзов заинтересованно уставился на Андрея, Жанна кинула на пьяную физиономию Олега насмешливый взгляд и уткнулась в тарелку, Геннадий сосредоточенно жевал и глаз от пищи в своей тарелке не отрывал, зато уши работали, как локаторы.
Сергей чуть поддался вперед и, схватив моего милого за грудки, подтянул к себе, размазывая салат по его новой шелковой рубашке:
— Ты что несешь, гоблин? — процедил тихо.
Тот хоть и пьяный, но, глянув в глаза Сергея, сообразил, что лучше б промолчать, и даже немного протрезвел — развел руками и примирительно закивал:
— Это я так, извини, сболтнул, ну…
Сережа нехотя отпустил его по настойчивой просьбе Андрея и покосился на меня — вымучил улыбку. А взгляд, как дуло пистолета.
— Все хорошо, Анечка, перепил, с ним случается, — заметил Алеша, успокаивая.
Можно подумать, я переживала…
Нет, конечно, меня насторожили слова супруга, и расценить их можно было лишь в одном ракурсе, но при всем желании представить своего лощенного изнеженного Кустовского любовником косолапой и неухоженной дочери степи не могла. И Андрея в роли змея-искусителя тоже. Если хоть на минуту предположить возможность связи Олега и Гули, то как же «любит» меня мой брат, раз столкнул их вместе на семейном празднике, на моих глазах?
Нет, ерунда. Мало ли что упадет с пьяного языка, забредет в нетрезвую голову?
Жанна переключила внимание на себя — принялась рассказывать анекдот. Все рассмеялись, вернулись к пище и неспешным разговорам. Только Сергей даже не улыбнулся и принялся хрустеть яблоком, перемежая многообещающие взгляды в сторону Олега, с милейшими — в мою.
— Ах, как вы живете-то, Анечка, — пропел на ухо Бозов. — На зависть, право.
— Ему нельзя пить, он с ночного дежурства, — пояснила я.
— Да что вы, — усмехнулся тот и, отодвинув свою тарелку, повернулся всем корпусом ко мне, водрузив ладонь на спинку стула. Моего стула:
— А скажите откровенно, Анна Дмитриевна: я вам совсем не нравлюсь?
— Отчего же, нравитесь.
— Насколько сильно?
Что ему надо?
— Поясните.
— Что ж здесь пояснять? — хмыкнул Олег и встал, одной рукой придерживаясь за спинку стула, чтобы не упасть, другой, салютуя фужером с шампанским. — Предлагаю тост!
— Может, не надо? — предложили одновременно Андрей и Сергей. Первый с насмешкой и ожиданием, второй с предупреждением. Олег их не услышал и провозгласил:
— За самую дорогую и шикарную шлюху в этом борделе! За мою жену!
За столом повисла тишина, окаменели все, включая Гулю и Борзова. Сергей молча встал и, обогнув стол, подхватил Олега за шиворот и пояс штанов, выволок из зала, как тюк с бельем.
Гуля вскочила, видимо, желая спасти Кустовского, но Андрей рывком усадил ее обратно и придавил взглядом.
В повисшей тишине слышались поздравления президента. Андрей поднял бокалы, и все зашумели, готовясь к бою курантов.
Я же гоняла по тарелке зеленый горошек и думала: смогу ли когда-нибудь простить Олега? И как можно расценить тревогу Гули за незнакомого, в общем-то, человека? И желание бежать за ним, спасать от возмездия. Справедливого возмездия. С моей точки зрения.
И встала, но не для того, чтобы присоединиться к поздравлениям — чтобы покинуть в миг опостылевшее общество.
— Ты куда, Аня? — задержал меня Алеша.
— Носик припудрить, — стряхнула его руку, шагнула прочь. Андрей преградил мне дорогу:
— Не бери в голову, малыш…
— Его поступок или твой?
Он чуть побледнел и отвел взгляд:
— Не знаю, что ты себе придумала. Он всегда был таким. Не жалей о нем, малыш, он не стоит тебя.
И мне стала ясна причина поступка брата — самая обычная ревность. Страсть и любовь, как обычно, шли под руку с оправданной жестокостью и эгоизмом. Андрей мог смириться с Алешей, но не с Олегом. И пять лет кропотливо работал на устранение соперника. Как виртуозно!
А сколько он заплатил, чтобы Гульчата согласилась на подобное унижение? Теперь я уже сомневалась в том, что она имела отношение к Олегу.
— Мне нужно побыть одной.
— Сердишься? — Андрей действительно забеспокоился и готов был умолять. Но я не хотела подобного унижения и вяло улыбнулась ему, успокаивая:
— Не сержусь. На тебя. Но мне нужно минут десять, чтобы прийти в себя.
И обошла его. Он не поверил и огорчился. А может быть и пожалел о содеянном? Впрочем, нет. Он никогда ни о чем не жалел. Даже если на его чело набегала тучка сожаления — нужно было не успокаивать его совесть, а искать причину данной гримасы в окружении. Он всегда дозировал свои чувства, любые и знал, где и к кому их применять. Зря он пошел в адвокаты. Из него получился талантливый юрист, а мог бы получиться гениальный актер.
