Брезгливо поведя плечом, скуксилась. Это что ещё за телячьи нежности? Нет. Такое точно не по мне.
— Ага, а ещё строгий запрет на тусы, короткие юбки и шампанское!
— Зато не сидела бы тут несчастная в холоде, а дома бы с парнем в кровати зажигала.
Очевидно, у нас с ней мнения расходились. Вот ни одного единомышленника! Никто меня, бедную Улечку, не понимает!
— Я не несчастная, — исключительно из противоречия буркнула.
— Ну да, — ухмыльнулась девушка. — Я вижу.
Замолчав, обиженно засопела и, взяв бутылку в руку, отпила из горла. Водка обожгла горло, отчего я закашлялась.
Ну и дрянь! Несмотря на то, что я частенько отжигала, мне хватало всего ничего, чтобы быть в зюзю.
— Слушай, — отобрала (не без боя) актриса у меня бутылку, — может тебе хватит? Давай-ка, ты лучше домой?
— Не-а, — упрямо качнула головой.
Как по заказу мой телефон зажужжал в кармане шубки. Достав, посмотрела на абонента. Синица. Тьфу, зануда! И тут меня достал! Отклонив звонок, поставила на беззвучный. Хотя, откровенно говоря, не думала я, что он будет мне названивать. Синица — птица хоть и маленькая, зато ой какая гордая!
— Это он звонит?
— Да какая разница…
— Может перезвонишь? Вдруг что-то срочное?
— Не буду.
Девушка рядом со мной вздохнула, загадочно улыбнулась и надела свой парик обратно.
Ни дать ни взять — цыганка Аза. Вот я была бы в таком прикиде Кармэн — не меньше. У меня, между прочим, даже собственный Дон Хосе имелся. Надеюсь, конечно, что у нас все закончится менее трагично. Я умирать во имя бывшей любви была не готова. Избавьте меня от такого счастья!
— Ну, раз не хочешь домой, то айда с нами?
— Куда?
— Песни петь! — весело подмигнула, вильнув своим бедром и раскручивая руками подол юбки.
— Айда! — я не Димка, меня долго уламывать не надо.
А дальше было много танцев, еще одна бутылка водки, песни под гитару, а еще недовольные люди в окнах, кричащие нам: «Совсем совесть потеряли! Бродячий цирк!». Но едва ли нас это парило. Особенно, когда я залезла на стол, что стоял в одном из дворов в который мы забрели, потому что рядом находился круглосуточный магазинчик и бегать далеко не нужно было, и начала крутить своим задом.
— Слушай, да твой парень слепой, что ли? — восторженно крикнула Анька (она же цыганка Аза). И нет. Она была абсолютной натуралкой, а мной восхищалась, как потом объяснила, исключительно эстетически.
— Нет, он просто дурак. И он мне не парень!
Хихикнув, она залезла ко мне на стол. Тут уж мы принялись вдвоем выплясывать, а когда выдохлись, то совершенно счастливые спустились, чтобы уже запеть. Не знаю, каким образом, но в какой-то момент мы оказались у меня под домом. Помнится, ребята меня решили провести, но мы нашли и у нас во дворе лавочку и расположились уже тут.
— Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные…
Допев песни, я свистнула. Куча пар глаз уставилась на меня.
— Сейчас жениха будем моего звать и свататься, — промямлила я нетрезвым голосом, икнув.
Может, я этому Синицыну свадьбу устрою и он мне за это даст? Авось прокатит…
Актеры поддержали меня улюлюканьем.
— Синицын! Димка! — заверещала во все горло. — Вы-хо-ди! Жениться будем!
Но, видимо, женишок мой недоделанный спал как сурок, потому что в окне его моську я не узрела.
Вот гаденыш! Ничего, я его даже на том свете достану! Просто погромче кричать нужно!
— Димка! Синицын! Если ты не выйдешь, то я за другого выйду!
И тут облом. Этаж у нас всего лишь третий, окна выходили на двор, а зрение у меня было, как у сокола. Даже свет в квартире не загорелся!
— Димка! Димка!
— Да заткнись ты, дура малахольная! — ответили, но явно не Димка. У него был не такой противный скрипучий голос. — Щас милицию вызову!
— Сама ты дура! Не завидуй чужому счастью! Я, между прочим, тут замуж выходить собралась, — гаркнула на соседку со второго этажа, что вышла на балкон.
— То-то женишок твой не выходит, — ехидно парировала. — Привалило ему «счастье»!
— Дамочка, я бы на вашем месте так не улыбалась, а то не ровен час — зубы ваши могут и пересчитать! — оскалилась акулой.
— Ты что же, пигалица? Угрожать мне вздумала? Да я тебя…
— Валька! С кем ты уже собачишься? — вышел на её балкон муж. Аполлон на пенсии в семейных труселях в красный горох.
— Витька! Да молодёжь совсем охамела…
Пока соседка распиналась перед мужем, я снова свистнула и заверещала, что есть мочи:
— Димка! Синицын! Дим…
— Да тут я! — легла на мое плечо тяжелая рука. — Фролова, — устало произнёс, — ну что ты опять устроила?
— Синицын! — обрадовалась я, резко повернувшись к нему. Заспанный, со сведенными к переносице густыми бровями и сжатыми в тонкую линию губами, он был чудо, как хорош. В всклоченные медовые волосы захотелось запустить руку, что я непременно и сделала. Никогда не умела держать руки при себе, а уж под мухой и подавно. — Давай поженимся?
Что ж, по крайне мере мне удалось его удивить, да так что у него глаза чуть из орбит не повылетали. Пробормотав себе под нос: «это что-то новенькое», он перехватил мою руку, которая продолжала ерошить его густую шевелюру, но отпускать не спешил.
— Фролова, дыхни, — потребовал.
Как послушная девочка дыхнула на него, а его лицо стало еще более грозным и недовольным. Мой ёжик выпустил колючки.
— Синицын, твою фамилию, и не проси — не возьму, — пролепетала я. — Мы, к счастью, живем в современном обществе. Эти пуританские взгляды остались давно в прошлом. Поэтому даже не уговаривай! — топнула ногой для убедительности.
— Да, что ты? — вскинул бровь. — Ну, это мы ещё посмотрим, — уже тише добавил, словно самому себе.
— Ребзя! — крикнула. — Запе-вай!
И они запели. Что-то про свадьбу, лошадей, жениха и невесту. А я смело закружила в танце деревянного Димку, который только отпирался и пытался меня не то ли словить, не то ли скрутить… Но я шустрой юлой крутилась вокруг него, то отдаляясь, то снова приближаясь и прижимаясь так крепко, будто хотела прямо тут слиться с ним в одно целое.
Когда песня закончилась, мои фальшивые цыгане начали скандировать:
— Горько! Горько! Горько!
А я что? Я закинула руки на шею Синицына и приблизилась вплотную к его губам. Его кадык дернулся, а руки окольцевали мою талию.
— Фролова, я тебя убью, — пообещал, сверкнув глазами.
— Лучше поцелуй, Синица, а то люди не поймут.
- Думаешь, мне есть дело до людей?
Конечно, я так не думала. Синицын был парнем самостоятельным. Он давно вырос из провокаций, на слабо его не возьмёшь.
— А до меня тебе есть дело? — шепнула прямо в губы.
Не ответил. Только глаза отвел.
— Целуй, Синица, — вытянула губы трубочкой, но он, конечно же, не спешил, лишь сухо усмехнулся. Чурбан!
— С каких пор тебе нужно приглашение? Кажется, ты и сама все можешь сделать.
— Жених должен поцеловать невесту.
— А ты теперь, значит, моя невеста?
— А ты думал, что я в игрушки играю? — фыркнула изображая из себя оскорбленную невинность. Ну, может и играла. — У нас ещё, между прочим, брачная ночь впереди…
Димка хмыкнул, пожал плечами, а затем… Нет. Он не поцеловал меня. Даже не приласкал, а только на плечо закинул, как мешок с картошкой.
— Свадьба окончена! Цирк может уезжать, главного клоуна я забираю с собой!
Ребята недовольно заворчали, а мы куда-то двинулись. Вот только далеко уйти нам не удалось.
Сделав пару шагов, мы услышали звук сирены. Машины с мигалками подъехали, останавливаясь напротив нас. Синицын напрягся, зарычав.
Ой-ой… Что же будет…
Глава 17
— Фролова, полчаса назад я спал в своей кровати, а теперь стою в обезьяннике. Где, ради всего святого, ты умудрилась подцепить этот табор? — покосился он на наших соседей, что оккупировали лавочку.
В отличие от раздраженного Синицы актёры не унывали. Их даже не огорчало то, что у них забрали гитару. Они пели цыганские песни, чем развлекали добрую половину жителей мира (бомжей) и женщин низкой социальной ответственности (проституток).
