спермой.
— Ты должна открыть рот, чтобы начался весь процесс, Наоми.
Она делает это осторожно.
Блядь.
Она такая маленькая, что я не знаю, как, черт возьми, она поместит меня в себя.
Я отпускаю свой член и подавляю стон.
— Сначала мне нужны твои руки.
Она колеблется секунду, и я снова приказываю ей, но кивком головы вместо того, чтобы использовать свой голос.
Удивительно, но она понимает невысказанный приказ и протягивает ко мне свои маленькие ручки. В тот момент, когда они осторожно обвиваются вокруг моей длины, как будто она не знает, как к ней прикоснуться, я ненадолго закрываю глаза. Она гладит меня нежно, слишком нежно. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы делать резкие, гортанные вдохи, чтобы не кончить от простого прикосновения ее кожи к моей.
Когда я снова открываю глаза, Наоми смотрит на меня, а затем смотрит на мой член, поглаживая его, как будто читает мою реакцию на нее.
— Крепче держи и делай это быстрее, — ворчу я.
Она ускоряет шаг, но этого недостаточно. Она все еще неуверенна, обращается со мной в лайковых перчатках, как будто я могу сломаться, когда все наоборот.
Единственный, кто может сломаться в этой ситуации, — это она.
— Не бойся оказывать давление. Ты не причинишь мне вреда.
Наоми сжимает свой крошечный захват и перемещает его от основания моего члена к кончику. Я шиплю на выдохе, и она замирает, ее движения неуверенны, прежде чем она возобновляет свою работу.
Хотя я не против, чтобы она меня ласкала, сейчас не время и не место.
— Возьми меня в рот и прекрати изображать невинную девственницу.
Она смотрит на меня снизу вверх, ее взгляд горит в кромешной тьме, и я ожидаю, что она, как обычно, даст волю своему сарказму, но она медленно вводит меня в свой рот.
Ее техника в лучшем случае неуклюжа, поскольку она пытается подогнать меня как можно больше. Это тактика, чтобы она могла уйти, не отсасывая у меня?
В ее попытке засунуть меня внутрь, ее зубы задевают мой член, и я хрюкаю, когда хватаю ее за волосы и откидываю ее голову назад.
— Никаких гребаных зубов.
Ее глаза расширяются, но она кивает, обхватывая губами мой член и посасывая в умеренном темпе.
— Ты уверена, что хочешь, чтобы я кончил? Потому что с такой скоростью я засну.
Она хмурится и сосет сильнее, в ее глазах искрится вызов. Но она не перестает притворяться невежественной. Подожди, блядь, секунду.
Может быть, это не притворство.
— Черт возьми. Ты никогда раньше не вставляла член в эти прелестные губки, не так ли?
Это едва заметно, но легкий румянец ползет по ее щекам, когда она опускает взгляд. Я крепче сжимаю ее волосы и привлекаю ее внимание обратно ко мне, ее огромные глаза умоляют, почти умоляют меня сказать ей, что делать.
Почему это так заводит?
Я не должен был помогать ей победить, но сейчас мне было наплевать на это. Тот факт, что она впервые стоит на коленях, что она настолько неопытна в минете, что на самом деле смотрит на меня, ожидая указаний, — это момент, который я хочу спрятать в потайной ящик и вернуться к нему позже.
Странное чувство собственничества захватывает меня за гребаный мяч. Она такая для меня.
Только я.
— Используй свой язык, — говорю я ей твердо, но не резко.
Она подчиняется, сначала неторопливо, как будто чувствует меня, но затем ее ритм ускоряется, подстраиваясь под мое учащенное сердцебиение.
— Надувай щеки, когда сосешь, малышка, — рычу я.
Наоми быстро учится. Ей даже не нужно, чтобы я объяснял ей, как чередовать сосание и лизание, и она сама разбирается в этом.
Ее техника все еще в лучшем случае небрежна, но она компенсирует это силой своей решимости. С вызовом, сияющим в ее темном взгляде. С тем, как все ее тело находится в гармонии с ее движениями.
— Прекрати, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
Она так и делает, ее брови сходятся вместе.
— Открой рот как можно шире и держи его таким.
Когда она это делает, я выхожу до кончика, затем вонзаюсь, ударяя по задней части ее горла снова и снова. Я использую ее волосы, чтобы держать ее голову ровно и в том же положении.
В ее глазах блестят слезы, и ее охватывает дрожь.
Но она не сопротивляется. Даже когда у нее срабатывает рвотный рефлекс. Даже когда она пускает слюни, ее лицо краснеет, и слезы, наконец, проливаются наружу.
Они любопытны, ее слезы, и во мне пульсирует первобытная потребность увидеть их побольше. Чтобы размазать их по ее лицу своей гребаной спермой.
Это первый раз, когда я когда-либо думал о слезах таким образом. Для нее это другой способ, когда я могу доминировать над ней до тех пор, пока ее подчинение не вырвется на свободу через них.
Наоми все еще не пытается оттолкнуть меня, как сделал бы любой нормальный человек, у которого проблемы с дыханием.
На самом деле, она изо всех сил старается держать рот открытым для меня.
Гребаный пиздец.
Она намного больше, чем я думал вначале. Потребность в большем сиянии в ее заплаканных глазах соответствует бушующему желанию внутри меня.
Я не сдерживаюсь, когда вонзаюсь в заднюю часть ее горла, снова и снова требуя ее влажного тепла.
Мои стоны перекликаются с небрежными звуками, когда мой член скользит у нее во рту, трется о ее язык и ударяется о заднюю стенку ее горла. Я душу ее этим, пока ее щеки и шея не приобретают глубокий красный оттенок, а ее лицо не превращается в карту слюней, слез и преякулята. Я использую ее с жестокостью, которая поглощает меня, и ее, судя по тому, как она хватает ртом воздух, а затем быстро открывает рот.
Возможно, она неопытна, но это удовольствие совсем не похоже ни на один минет профессионального уровня, который я получал раньше.
Я хочу продержаться дольше, доминировать над ней, пока ничего не останется, но я не могу. Оргазм настолько силен и внезапен, что мне требуется некоторое время, чтобы опорожнить свою сперму в ее прелестное горлышко.
Затем, прежде чем я закончу, я вытаскиваю и заканчиваю на ее лице, размазывая ее маленький носик, пухлые губы и мягкие щеки. Даже ее ресницы. Я отмечаю ее так, как никогда раньше не чувствовал необходимости отмечать кого-либо.
Блядь.
Она выиграла.
Но дело не только в пари. Когда я смотрю на ее довольное выражение лица, даже когда сперма и слезы омрачают его, я чувствую, что она выиграла что-то
