идёт. Ты любила родителей? Любишь?
Удар ниже пояса. Да, я всё ещё любила их. Они остались в сердце.
Егор не отводил взгляда.
– Это другое, – отозвалась я, не глядя на него.
– Мы любим тех, с кем были счастливы. Я никогда не перестану любить твою сестру. Но жизнь идёт, Полина. Я не могу вернуть Ангелину. Не могу! Что мне остаётся? Похоронить себя?
Ответа у меня не было. После вчерашнего ликёра шампанское пьянило особенно. Я смотрела на Дымова и не могла пошевелить языком. Он остановился возле подъезда. Положил руки на руль. Выдохнул и устремил взгляд вперёд. Так мы и сидели: он – глядя в никуда, сквозь лобовое стекло, я – на него.
– Мне пора, – сказала тихо. – Спасибо за ужин.
Егор повернулся, словно только вспомнил обо мне.
– Ты не похожа на неё. Но… – Он усмехнулся и, отстегнув мой ремень, посмотрел в глаза. На губы и опять в глаза.
Понимая, что будет дальше, я не могла ни пошевелиться, ни тем более уйти. Его губы коснулись моих. Поцелуй был мягким, протяжным, почти что бережным. Так он мог целовать её.
– Мне надо идти, – повторила я, отвернувшись. Затем опять повернулась: – У нас был секс, Дымов. На этом всё. Переспали – и хорошо. Но забудь и не принимай это за что-то большее, чем есть. Я не сестра. Не Лина, Дымов. Не забывайся. Между нами нет ничего. И никогда не будет.
– Тогда зачем согласилась на ужин?
Я помедлила с ответом. Зачем? Да просто так. В любом случае это не его дело.
– Почему бы и нет? Люблю вкусную еду и не люблю готовить. Можешь считать это платой за потраченное на тебя время. Да и… – Я склонила голову. – Было интересно.
– Интересно?
– Да. А теперь не интересно, Егор. Так что всё, забудь.
На ощупь нашла дверную ручку и выскользнула из машины. Понимала, что Егор смотрит вслед, но не оборачивалась до тех пор, пока не оказалась в подъезде. Сразу же набрала сына. Гудок, другой… Внезапно связь оборвалась. Вместо гудков раздался безэмоциональный голос:
– Абонент недоступен или…
Не помню, когда в последний раз сын не отвечал на мои звонки. Зашла в лифт, пытаясь угадать, что могло произойти.
Войдя в квартиру, я поняла, что куртки сына нет. Беспокойство охватило внезапно. Смутное, оно становилось всё более откровенным по мере того, как я осматривала комнаты.
– Тим! – позвала, заведомо зная, что квартира пуста. – Тимоша!
Сына не было. Достала телефон и снова набрала.
«Абонент недоступен…»
Пять, десять минут. Хватило меня на пятнадцать. Так и не раздевшись, я сидела, раз за разом набирая сына. В очередной раз услышав автоответчик, вышла на балкон и осмотрела двор. Где он?! Где?!
– Лёнь… – просипела, едва отец взял трубку. Сама свой голос не узнала. – Тим… Он не с тобой случайно?
Отец немного помолчал.
– Нет, – ответил наконец.
Сердце оборвалось и полетело в пропасть.
– Что случилось, Лина?
– Да… ничего. Дозвониться до него не могу. А вот… он сам звонит.
На деле никто не звонил. Но тревожить отца лишний раз не имело смысла. Надежды лопнули. Я набрала Тимоху снова, и снова ничего. Сжала мобильный в пальцах.
Я стояла на балконе собственной четырёхкомнатной квартиры в центре города и ничего не могла сделать. Я потеряла родителей, потеряла сестру… Сын – вот единственное, что у меня есть. И неважно, кто его отец. Он – мой сын. А тот ублюдок…
– Да. – Дымов взял трубку после первого гудка. – Уже соскучилась?
– Мой сын пропал, – выговорила я холодно. – Я не могу до него дозвониться, Егор. Такого никогда не было. Ему девять, и… – Я всхлипнула. Слёзы подкатили к глазам, остановить их не выходило. – Его надо найти. Ему всего девять, Дымов. Помоги мне.
Егор
К Полине домчался за считаные минуты. Соврал бы, сказав, что не помню, когда гнал так в последний раз. Вчера. Но это было совсем другое.
Открыла она, не успел я постучать.
– У него телефон выключен, – повторила она. Как будто я ещё не понял. – Егор… Если с ним что-то…
– Успокойся. – Я сам закрыл дверь.
Глаза Полины блестели. Покрытая росой трава раннего летнего утра. Проклятье! Появилось ощущение, что я смотрю в глаза прошлому. Так похожи, как сейчас, сёстры не были никогда.
– Не знал, что у тебя есть сын.
Она вдруг всхлипнула. Отвернулась.
– Я звонила отцу. Думала… – Голос сорвался. – Думала, может, он поехал к нему. Но он бы сказал мне. Он…
Она тихо заплакала.
Захотелось обнять её. Как девочку из прошлой жизни, которую сколько ни обнимал, уберечь не смог. Челюсти сжались.
– Мы его найдём. – Я тронул Полину за плечо. Попытался повернуть к себе.
Она повела рукой, сбросила мою. На тумбочке под зеркалом лежал телефон. Как искать потерявшихся детей, я понятия не имел. За всю жизнь людей мне приходилось искать только один раз. Ангелину в день их незадавшегося знакомства с матерью. Но вряд ли сын Поли найдётся под крышей горки в соседнем дворе.
– Будь дома на случай, если он придёт. Как его зовут?
– Тим. – Она шмыгнула носом. – Тимофей.
– Фотография есть?
Полина замялась, словно не была уверена, показывать мне фото сына или нет. Но сдалась быстро. Телефон в кармане брякнул.
– Ты?
– Да. Я отправила тебе его снимок. Один из последних. – Сказав это, она резко замолчала. Глаза стали ещё более влажными, почти сразу слёзы потекли по лицу. – Из крайних… – поправила саму себя глухим шёпотом. – Не из последних, из крайних.
– Конечно, из крайних. Хватит реветь, Полин. Парню девять. Что угодно могло случиться.
Сказав, сразу пожалел о своих словах. Бабские мозги вывернули всё по-своему. Губы Полины дрогнули.
– Да может, спёрли у него телефон! – Я потихоньку тряхнул её за плечи. – Может, обменял на что. Это же парень. Я в девять был оторви и выбрось.
– Он не ты! – Она вырвалась и повторила: – Не ты.
Я заставил себя успокоиться.
– Не я. Что он любит? Места какие? Что его могло заинтересовать?
Она задумалась ненадолго. Уставилась в стену и тихо сказала:
– Хоккей. – Перевела взгляд на меня. – И… он музыкой занимается, но ему не нравится. Он любит деда и хоккей.
Я невесело усмехнулся краем губ. Да, он не я. Но любой нормальный парень в девять лет между музыкой и клюшкой выберет второе. А эта зеленоглазая ещё, поди, заставила его заниматься на какой-нибудь паршивой пианинке.
– Будь дома, – повторил я. – Если парень вернётся, сразу дай знать. И умойся. У тебя тушь потекла. Сын увидит,
