сторону. Тадаши Йошида. Он личный ассистент Авы и что-то вроде помощника продюсера в одном лице. Он мне нравится. И это не просто потому, что он из Лос-Анджелеса или потому что он милый. Он ладит со всеми, веселый и всегда,
всегда носит свою синюю кепку «Доджерс». Как он может мне не нравиться?
Кроме того, он был на той же игре Мировой серии, на которую я ходила со своими братьями. Он согласен, что эти места были чертовски дорогими, но оно того стоило. Излишне говорить, что он, безусловно, один из моих любимых людей здесь, в Лондоне.
Сегодня его бейсболка «Доджерс» надета задом наперед, что означает, что Авы здесь нет. Прежде чем я спрашиваю о ней, последний человек, которого я ожидаю увидеть с ним, или где-либо еще, тоже заворачивает за угол.
— Генри.
— Что? — спрашивает Руби.
Я качаю головой, смотря на неё, затем пару раз моргаю. Я моргаю два раза. Три.
Это действительно он.
Что за чёрт? Почему?! Почему здесь? Почему сейчас? Прошлой ночью я впервые в Лондоне не занималась с ним сексом во сне. И теперь он здесь?
Он идет рядом с Тадаши, разговаривает, улыбается и смеется. У Генри такие же выразительные руки и такая же уверенная походка, о которых я постоянно мечтаю. Потому что, да, я думаю о нём и в течение дня.
На нем белая рубашка на пуговицах, рукава закатаны до локтей, — здесь что, только что стало жарче? — в паре с оливково-зелеными брюками, смотрится неплохо. И под неплохо я подразумеваю гораздо более привлекательно, чем кто-либо имеет право быть.
Я напоминаю себе взять себя в руки. Генри меня ещё не видел, и я не хочу, чтобы он видел. Что, если он разозлился? Ненавидит меня за то, что я трачу его время? Нет, я уверена, что ему, вероятно, будет всё равно в любом случае, но видеть безразличие в его глазах? Или слышать апатию в его тоне? Я не хочу этого испытывать.
Ища дверь, в которую можно было бы исчезнуть, я понимаю, что в коридоре её нет, за исключением, конечно, двери за спиной Генри. Я не собираюсь направляться прямо к нему. Итак, пока он продолжает идти вперед, я стою на месте, проклиная этот дурацкий, узкий коридор без дверей. Кто вообще его спроектировал?
Майя что-то шепчет, но я не слышу из-за громкого стука в ушах. Требуется секунда, чтобы понять, что это моё сердце бьется так быстро. Вот тогда мой мозг снова начнет функционировать. Я просто развернусь и пойду обратно тем же путем, каким пришла. Это именно то, что я намерена сделать. Это называется ‘сбежать’, и прямо сейчас мне всё равно.
Майя что-то шепчет мне.
Но прежде чем я успеваю попросить её повторить то, что она сказала, Тадаши кричит:
— Ах, да, поход за кофе!
Я замираю.
— Эй, позволь мне представить тебя. Руби Патель, Майя Акоста, Луна Валенсуэла, это Генри Джонсон. На случай, если вы были на Марсе, он наш Бенджамин.
Наш Бенджамин? О, чёрт возьми, нет.
Генри поворачивается ко мне.
О чёрт, о чёрт!
Я не могу остановиться! Я ничего не могу с этим поделать! Я слабая, беззащитная женщина, потому что позволяю своему глупому, отчаянному взгляду искать его. Время замедляется почти до полной остановки. Когда наши взгляды встречаются, кто-то выбивает из меня дух. Затем я наблюдаю, как он спотыкается о собственные ноги.
— Ты в порядке, братан? — спрашивает Тадаши, пытаясь не рассмеяться.
— Да, — этот глубокий, бархатистый голос. — Просто пытаюсь освоиться в этих новых туфлях, — он хихикает, как будто в этом нет ничего особенного.
— Точно. Это те, которые Нат только что дала тебе.
Майя приветствует их обоих своим мягким голосом. Руби, которая больше всех влюблена в Тадаши, бросается к нему. Я всё ещё пытаюсь осознать тот факт, что он здесь, в этом фильме. Генри играет жениха Вивианы.
Чёрт.
Я даже не могу…Я подцепила одного из главных героев?! Боже мой. Не паникуй.
Честно говоря, я просто умираю от желания взглянуть на него снова, но не делаю этого. Я ни в коем случае не позволяю себе отвернуться от Тадаши. Мои глаза прикованы к его лицу, пока он продолжает знакомство.
— Генри, это Руби, прически; Майя, сценарий; и Луна, книга.
Краем глаза я вижу его. Он пожимает руки Руби и Майи. Вторая напоминает ему, что они познакомились на съемках «Пират и принцесса».
Затем Тадаши поворачивается к нам.
— Скажите, что у вас, дамы, есть ещё кофе. Генри только что прилетел из Нью-Йорка. Он не собирается спать.
— Я выспался. В самолете, — говорит он. — Полет прошел гладко. Никакой турбулентности или чего-то в этом роде.
Он действительно говорит о турбулентности? Его слова не могут быть адресованы мне, не так ли? Не смотри на него, Луна. Не делай этого.
— У нас есть дополнительное, — говорит им Руби.
В последнее время у нас вошло в привычку покупать одну или две дополнительные чашки кофе. На всякий случай. Если они никому не понадобится, их убирают в холодильник. Кто-нибудь всё равно, в конце концов, выпьет их позже.
Всякий раз, когда приходит моя очередь делать заказ, я всегда беру латте с соленой карамелью. Да, потому что именно это он заказал в Нью-Йорке. Да, потому что это напоминает мне о нём. Да, потому что я дура.
— Луна всегда заказывает латте с соленой карамелью…
— Не всегда, — обрываю я Майю, но улыбаюсь ей, чтобы смягчить обиду, которую, я знаю, она почувствует.
— Мое любимое, — слышу я голос Генри.
Мои щеки покрываются краской.
— Правда? — спрашивает Майя, переводя взгляд с меня на него.
— Какое твоё любимое? — я слышу, как Руби спрашивает Тадаши.
Я понятия не имею, что он ответил.
Слишком много эмоций переполняет меня, и я не могу заставить себя снова взглянуть на Генри. Похоже, у него нет такой же проблемы. Я практически чувствую, как его взгляд прожигает всё вокруг.
Тадаши говорит что-то ещё, его смех разносится по коридору. Руби тихо хихикает.
Наверное, это начинает становиться неловким, но я не взглянула на Генри во второй раз. Я не могу. Я знаю, что как только я это сделаю, на моём лице либо расплывется глупая улыбка, либо я, возможно, начну плакать. Генри делает шаг ко мне. Если бы мои ноги слушались, я бы отступила.
— Луна…Луна в облике богини.
Что…
Мои глаза встречаются с его. Зачем он это сделал? Почему он сказал мне сейчас то же самое, что и при нашей первой встрече?
