Феликс не исчез, он вернулся ближе к вечеру. Опять позвонил прямо в дверь. На этот раз Элла его караулила и из окна первого этажа легко заметила подъехавшую к дому иномарку.
— Юля, посиди у себя, — велела она дочери.
И, конечно, добилась обратного результата: любопытная Юламей вылетела следом за ней в прихожую.
Феликс вошел и прямо на пороге протянул Элле пухлый конверт с деньгами.
— Здесь полторы тысячи долларов, — сказал он. — В понедельник твои рубли будут стоить в три раза дешевле.
— А вы кто? — спросила Юля, выступая из-за материнского плеча.
Этой минуты Элле не суждено было забыть. Две пары совершенно одинаковых зеленых глаз с золотистыми искрами уставились друг на друга.
— Я? — Феликс не сразу справился с голосом. — Я друг твоей мамы. Меня зовут Феликс. А тебя — Юля?
— Дру-у-уг? — недоверчиво протянула Юля, не отвечая на вопрос. — А почему вас раньше не было?
— Я был, — улыбнулся Феликс. — Только я уезжал. Я работал за границей. И опять придется ехать. Я скоро опять уезжаю.
— А почему «придется»? — продолжала расспрашивать Юля. — Разве вам не хочется? За границей клево.
— Клево, — согласился он. — Но там, где я работаю, климат очень тяжелый. Я работаю консулом в Йоханнесбурге. Там очень жарко. Ну, я пойду, — повернулся он к Элле, которая стояла ни жива ни мертва. — Мне нужно спешить.
— Спасибо тебе, — опомнилась она наконец. — Как тебе это удалось? Всюду слухи ходят, сегодня с утра все обменники закрыты. Это уж верный признак…
— У нас в МИДе есть обменник, и он открыт, — сказал Феликс. — Я еле успел. До свиданья. До свиданья, Юля, — кивнул он дочери.
— До свиданья, — все так же недоверчиво ответила Юля.
Он скрылся за дверью. За тяжелой дверью из настоящей дубовой доски, обитой дерматином, установленной мастером-ремонтником из посольства, чьего имени Элла так и не узнала. Второй такой двери не было во всем доме.
Эллу неудержимо затрясло, она закрыла лицо руками.
— Мам, ты чего? — спросила Юля. — Ты плачешь, мам?
Округлив глаза, она отправилась следом за матерью в бо́льшую из двух комнат, служившую гостиной, столовой, кабинетом и спальней самой Элле. Меньшую комнату она целиком отдала дочери.
— Ты из-за него плачешь? Из-за этого дядьки? — удивилась Юламей.
— Не смей так говорить! — рассердилась Элла. — Феликс Ксаверьевич — мой лучший друг! Он мне работу давал, когда я с голоду умирала! Он помог мне купить эту квартиру! Этот компьютер мне подарил! И вот сейчас наши деньги сохранил. А ты — «дядька»…
— Да ладно, мам, — Юля села рядом и прижалась к матери. — Ты же говорила, нам никто не нужен.
Элла обняла ее, они обе забрались с ногами на диван.
— Оказывается, нужен, — грустно сказала Элла. — Нет, мы бы, конечно, и сами справились, но ты все-таки запомни: его зовут Феликс Ксаверьевич Лещинский. Он был моим преподавателем в университете. А потом мы стали просто друзьями. Вместе работали. А сейчас он работает нашим консулом в Йоханнесбурге.
— Это там, где апартеид? — деловито осведомилась Юламей.
— Там был апартеид, — поправила ее мать. — А теперь нет.
— Мам, ты так говоришь, будто этот твой Ксаверьевич отменил апартеид, — засмеялась Юля.
— Так и есть, — серьезно ответила Элла. — Честные люди всего мира боролись с апартеидом. В том числе и Феликс Ксаверьевич.
— Ну ладно, ладно, — примирительно кивнула Юля. — Мам, я есть хочу. Поздно уже, а мы не ужинали.
— Идем. — Элла поднялась с дивана. — Эх, надо было его хоть на ужин пригласить!
Юля промолчала. Она не была жадной, но ей не хотелось приглашать на ужин чужого дядьку, пусть даже он самый выдающийся в мире борец с апартеидом. Ей не хотелось ни с кем делить свою маму. Ей было так хорошо вдвоем с мамой в маленькой уютной квартирке! Казалось, так будет всегда.
Раз уж не удалось поблагодарить его толком при встрече, Элла решила позвонить Феликсу. Теперь у всех появились мобильные телефоны, но номера она не знала, поэтому позвонила по домашнему. Ответил женский голос, и Элла чуть было не бросила трубку, но напомнила себе, что она не девчонка, поздоровалась и вежливо попросила Феликса Ксаверьевича.
— А зачем он вам? — вполне недружелюбно ответил голос в трубке.
— Я его бывшая коллега, — опешила Элла. — По УДН. Просто надо поговорить.
— Знаем мы таких коллег! — взвизгнул голос в трубке. — Думаешь, я не знаю, кто ты такая? Жидовка черномазая! И не смей сюда больше звонить!
Элла молча положила трубку. Такого она не ожидала. Она-то надеялась, что его жена ничего не знает, а оказывается… Она твердо сказала себе, что не будет плакать.
Феликс оказался прав: семнадцатого августа коридор «один к шести» рухнул, цена доллара взлетела, те деньги, за которые он в пятницу выручил ей полторы тысячи, сегодня не стоили и трети этой суммы. В университете опять стали задерживать зарплату, но к этому ей было не привыкать. Хуже было то, что переводы иссякли в одночасье. Бизнесмены замораживали сделки, приостанавливали договоры, никто не знал, сколько придется платить за заказанный товар.
Но Элле вдруг позвонили из МИДа и предложили перевести пространный доклад о разработке недр в ЮАР. Она сразу поняла, что это Феликс о ней позаботился, и согласилась. Платили вдвое меньше, чем она обычно получала за подобные переводы, но это было лучше, чем вообще ничего. А поскольку доклад был отменно длинен, она все-таки получила приличную сумму. Потом позвонили с интернет-портала «Инопресса» и попросили перевести статью с африкаанс, а узнав, что она владеет европейскими языками и умеет работать оперативно, ее просто забросали заказами. Так Элла обрела аналог давным-давно скончавшегося еженедельника «За рубежом». Она не сомневалась, что и это — дело рук Феликса.
На еду хватало, но на одежду и обувь быстро растущей девочке приходилось потихоньку менять доллары. Для себя Элла давно уже решила, что ей ничего не надо.
Постепенно жизнь входила в обычную колею, российский бизнес оправлялся от шока. Вернулись прежние заказчики. Когда появились банковские гарантии, а доллар начал понемногу падать в цене, Элла разделила свои деньги на три, как говорилось по-модному, «корзины» и решилась положить накопленное в несколько банков, чтобы не все враз потерять в случае чего.
Юламей хорошо училась, хотя по-прежнему тяготилась школой. Элла с легкой улыбкой превосходства отмечала, что из всех учащихся привилегированной школы с углубленным изучением английского языка одна только ее дочь свободно говорит по-английски. Ее выдвигали вперед, как боевого слона, всякий раз, когда в школе появлялась какая-нибудь иностранная делегация. В остальное время ее старались игнорировать. К великому огорчению Эллы, она так и не завела друзей, не ходила на школьные вечеринки, никто не приглашал ее на танцы.
