Во многом, конечно, виноваты и сами представители нашей элиты. Ведь добрая половина бизнесменов, приезжающих на знаменитые курорты Франции, не то что по-французски, по-английски-то не говорят! Это уже не говоря о драках, которые устраивали именно русские на самой престижной дискотеке «Джиммис» в Монако. Не говоря о пьяных скандалах, которые они закатывали в дорогих, элитных ресторанах, и о слове из трех букв, старательно и глубоко вырезанном в старинных деревянных панелях лифта одного из отелей Куршевеля… После этого инцидента в кабине позорной меткой висело объявление на русском языке с просьбой «пожалуйста, не писать в лифте!». И вот тут французы задумываются — если это делает элита, то есть представители «высокого уровня культуры», что же из себя представляют простые россияне и о каком «фестивале культуры» вообще может идти речь?
Конечно, мое объяснение — очень поверхностное, и русско-французские отношения гораздо сложнее, чем можно их описать в небольшой книжной главе. Но факт остается фактом — иностранные миллионеры захаживают на «Фестиваль русских дней» редко. Русские же олигархи не особо ценят его вслед за иностранцами, потому что стремятся туда, где бывает бомонд мирового уровня. Правда, как раз на такие, как правило, никого из наших не приглашают, так как «забугорная» элита отбирает фаворитов по количеству и величине заслуг (мегаталанты, звезды мирового уровня), качеству его благородного происхождения и мегаблаготворительности. Среди наших олигархов, поднявшихся на бензиновых и водочных кризисах, представителей благородных династий найти сложно, благотворительность «на широкую ногу» у нас не в моде, да и звезд мирового уровня, так уж получилось, нет. Поэтому наши, в большинстве своем, «зажигают» на частных вечеринках у своих же. Вот на такие закрытые мероприятия охотницы и стремятся попасть, как только могут. А на «Фестиваль русских дней» в Каннах, повторюсь, больших надежд не возлагают…
Однако вернемся на балкон «Амбассадора», где мы с Анжелой усиленно изображали из себя «успешных леди». Как всегда, первое правило создания «успешного образа» — ничему не удивляться и все воспринимать с прохладно-благожелательной — «а-ля крем-брюле», улыбкой. Я еле-еле уговорила Анжелу хотя бы раз меня сфотографировать. Потому что, по ее версии, «все эти девочки, восторженно щелкающие фотоаппаратами, чтобы доказать потом подружкам, что они тут были, — лохушки, причем выставляющие свою наивность напоказ».
Мы плавно прошлись по балкону раз двадцать. Анжелка тщетно искала кого-нибудь из знакомых или из тех, кто достоин и хочет стать ее знакомым. Пару раз кивнула кому-то головой, но тут же отвернулась со словами: «О господи, и этот/эта дурак/дура здесь». Я чинно шествовала рядом. Почти все мужчины были в компании женщин. К тому же кого-то закадрить при насмешливой Анжелке я стеснялась и виновато улыбалась только своему бокалу с шампанским.
Для меня основная задача была — найти достойную компанию до того, как все пойдут за столы, потому что наши пригласительные — без мест. То есть сам ужин был нам не положен. Но если я считала это проблемой, то Анжелка только насмешливо дернула плечиком: «Если ты родилась симпатичной девочкой, значит, бог на твоем лбу отпечатал пригласительный на все лучшие тусовки мира, за любой стол, где есть мужчины».
Постепенно гости стекались в один конец балкона. Сегодня на побережье проводился заключительный тур ежегодного конкурса фейерверков. На море, метрах в двухстах от берега, на нескольких кораблях и плотах были расположены орудия, из которых по четко выверенной специальными режиссерами схеме должны были выстреливать наполненные разноцветными звездами снаряды. Зрителями были не только участники фестиваля. Сейчас здесь все жители и гости Канн. Все побережье и Круазетт были заполнены людьми. Необитаемые обычно по ночам пляжи в этот вечер были обустроены наподобие партера. Те, кто хотел смотреть салюты с комфортом, а не толкаясь на Круазетт вдоль парапета, могли, в среднем долларов за 50, купить здесь место — за столиком со свечами и бокалом вина.
В таких конкурсах поочередно участвуют все основные европейские страны. Каждая предлагает зрителям свою сверкающую и переливающуюся программу, а жюри потом судит и выбирает страну-победителя. Два тура уже прошло (Россия отстрелялась на прошлой неделе). И в толпе велись светские беседы:
— Говорят, самый яркий фейерверк был у Австрии.
— Но зато самый тонкий и музыкальный — у Италии!
Наконец, над побережьем зависло эхо скрипок. Благодаря мощной аппаратуре Вивальди заполнял все небо. И самая высокая нота распустилась первым огненным цветком в небе, а за ним вырастал другой, и оба они превращались в мерцающую пелену, на фоне которой вспыхивал целый букет маленьких салютов…
Праздничные салюты в России, безусловно, очень красивы, но ТАКОЕ я видела впервые в жизни. Над головой расцветали настоящие сверкающие картины, как в гигантском калейдоскопе. Будто джинны в ритме вальса осыпали небо горстями гигантского бисера, молниеносно выкладывая из него сказочный узор и тут же смахивая в море, чтобы снова рассеять очередную горсть… Толпа ахала, как один человек, и аплодисменты напоминали шелест листвы во время дождя. Фейерверк в Каннах — одно из самых прекрасных зрелищ, которые я видела в своей жизни.
Но пока я восхищалась, Анжелка куда-то испарилась. Я нашла ее, только когда действо уже заканчивалось и все начали разбредаться за столы. Моя наставница немым укором стояла напротив одного из входов у балконного парапета, курила и напряженно всматривалась в глубь зала, где рассаживались гости.
— Ты куда делась? Там такая красота была! — Не удержав «крем-брюлешное» выражение лица, я со щенячьим восторгом кинулась к ней.
— Вон, видишь того пьяного мужика? — не слушая, кивнула в зал моя провожатая. — У него бизнес на Севере — золото. Не олигарх, конечно, так, миллионеришка…
Я отследила ее взгляд: развеселый гуляка лет сорока-пятидесяти в компании мужиков и громко хохочущих девчонок. Белая рубашка, красный нос и коротко стриженные седеющие волосы. Взасос целует одну из хохотушек. — А ты его откуда знаешь?
— Пока ты там салют смотрела, он здесь каким-то девицам из организационного комитета свои визитки вручал. Ну, я и посмотрела.
— Но у него в компании уже есть девочки…
— Девочки подвинутся.
Народ рассаживался, на сцене кто-то кого-то благодарил в микрофон за спонсорство. Гости разоряли разукрашенные закусками столы, а на подиум уже вышли манекенщицы в нарядах русских кутюрье. Официанты убирали фуршетные столики с выпивкой на балконе. И там остались только мы, в тени, под ночным небом Канн. Честно говоря, в тот момент я снова почти сдалась, потому что почувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Я, но не Анжелка. Она нежно поглаживала щеку бокалом с недопитым шампанским и буравила столик выбранного ею мужчины жестким и острым, как сверло дантиста, взглядом.
