– Скажи им, что обед готов, ладно?
Через стеклянную дверь Лиз вышла в сад. Из дальнего конца сада неслись вопли восторга: там Гэвин у надувного бассейна брызгал на детей водой. Мел мечтательно улыбалась своему стакану, явно размышляя о том, что приготовил на сегодняшнюю ночь ее возлюбленный. Бритт, развалясь на пледе, улыбалась Дэвиду, сидевшему в плетеном кресле.
– Ну все, разбойники, обед готов, – позвала она Гэвина и детей.
– Пошли, Дэвид, – Бритт потянула его за руку, – идем посмотрим, что там наша миссис Тигги-Уинкл сотворила со своими запасами.
И оба зашлись смехом.
Сравнение Джинни с гордой своим хозяйством и сварливой героиней романа Беатрикс Поттер было настолько блестяще точным и в то же время настолько жестоким, что Лиз невольно оглянулась, чтобы убедиться, что Джинни не слышала этих слов. Джинни стояла на крыльце дома. Она не могла не слышать.
Кипя от негодования, Лиз побежала в сад и выволокла Джейми из надувного бассейна.
Из-за этого она не увидела, как Бритт на долю секунды прижалась к Дэвиду, встававшему с кресла. Не увидела она и возбуждения, мелькнувшего на лице Дэвида, когда он решал, было ли это прикосновение случайным.
Но Джинни увидела.
Черт побери! В радиусе полумили от вокзала «Ватерлоо» не было места для парковки, а Лиз уже опаздывала. Она должна была встречать Джинни у поезда в половине девятого. Столик в «Монплезире» был заказан только на полчаса, и им надо было поторопиться. Лиз пришлось оставить машину у реки и отправиться к вокзалу пешком.
– Не пожертвуете ли фунт на чашку чая, миссис?
Лиз только-только повернула к подземному переходу, ведущему к вокзалу, когда ее приветствовал таким способом ирландец, по лицу которого нельзя было сказать, что чай стоит на первом месте в списке его любимых напитков. С каких это пор чашка чая стоит фунт, спрашивала себя Лиз, выуживая мелочь из своей сумки. Разве что пить его на том берегу, в «Савое»?
Она не прошла и десяти ярдов,[12] как к ней обратился второй человек, потом еще один. Беспокоясь, что Джинни будет волноваться, Лиз прибавила шагу. Однако сбегая в подземный переход, она вдруг поняла, что в последних двух попрошайках было что-то необычное. Они не были старыми бродягами, которые есть в каждом городе. Они были молодые. Ничем не отличались от всех остальных подростков.
Повернув за угол, на широком открытом пространстве она застыла в изумлении. Она видела «картонный город» по телевизору, но как это ни странно, руководя телекомпанией, она никогда не видела его в жизни.
Она сразу поняла, откуда взялось это название. Хотя было еще рано, сотни бездомных, молодых и старых, устраивались на ночлег, строя себе временные пристанища из картонных коробок. Старики устраивали свои укрытия наподобие домов, натягивая сверху крышу из одеял.
Небольшая группка стариков и подростков рылась в куче старых пальто, которым предстояло послужить одеялами для тех, у кого их не было. Кто-то развел костер возле одной из бетонных колонн прямо на дороге, и он горел, создавая странное ощущение, что он не из этой бездушной пустыни, а из эдвардианской эпохи и горит за изящной каминной решеткой.
На мгновение Лиз не поверила, что она в Англии. Это могла быть Бразилия или какая-нибудь бедная банановая республика, но не Лондон, не место, удаленное от парламента и Букингемского дворца меньше чем на милю.
Хотя она и спешила поскорее пройти мимо всего этого, устремляясь к спасительным ярким огням вонзала и несшейся оттуда музыке, Лиз замедлила шаги у самого трогательного из зрелищ, когда-либо виденных ею. Это была постель, сооруженная из двух положенных друг на друга старых матрасов. Но в отличие от всех остальных самодельных постелей из ветхих спальных мешков и грязных изношенных пальто, эта была аккуратно застелена отжившими свой век простынями и старательно подоткнутым одеялом и снабжена подушкой в виде наволочки, набитой газетами. Рядом с ней импровизированным ночным столиком стояла перевернутая картонная коробка.
Посреди всей этой безнадежности и запустения кто-то пытался создать свой маленький дом, свою крепость против напастей этого враждебного мира.
Поднимаясь по лестнице к вокзалу, Лиз чувствовала навертывающиеся на глаза слезы, и в ней росло твердое убеждение: «Метро ТВ» должна сделать что-то, чтобы помочь этим людям.
– Ну так, Лиз, в чем дело? – Джинни через ресторанный столик ободряюще улыбнулась своей подруге. – Раньше у тебя не было такого кислого настроения.
– Да, я знаю, – уныло проговорила Лиз. – Просто все считают, что у меня все в порядке, а на самом деле я отчаянно пытаюсь удержать все как есть. Я всегда стремилась к успеху, а теперь, когда я его добилась, у меня нет счастья. Это, наверное, звучит странно, но мне, похоже, не удалось запихнуть все в мою жизнь так, чтобы там еще осталось место и для меня. Я теряю силы, пытаясь совместить работу, детей, домашнее хозяйство и редкие встречи с моими друзьями! Я вижу, что для одной жизни это слишком много.
– А разве Дэвид не помогает тебе сейчас, когда ты так загружена?
– Помогает, конечно, немного помогает, но он ведь мужчина, Джинни, а ты же знаешь, что такое мужчины! Воспоминания об одном походе в супермаркет хранятся в мужской голове пять лет, и все эти пять лет они то и дело твердят: «За продуктами в семье всегда хожу я»!
Джинни усмехнулась:
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Но нельзя ли избавиться от части забот?
– Не знаю. Я все время стараюсь, но работы так много. А на службе ты чувствуешь, что свое дело должна делать не просто так, как его делал бы мужчина, а еще лучше!
– Я не понимаю, откуда ты берешь на все это силы.
– И я не понимаю. Иногда мне приходит в голову дикая фантазия: уехать куда-нибудь в глушь и предоставить им возможность разбираться во всем без меня.
– Ты никогда не сделаешь этого. Ты привыкла вертеться в центре событий и в глуши умрешь с тоски.
– Думаешь, умру? – Секунду Лиз выглядела серьезной. – Пожалуй, ты права.
Мел перемотала ленту своего автоответчика и прослушала запись еще раз. Она знала, что это бесполезно, что там не было звонка от Гарта, но не могла лишить себя еще двух минут бесплодной надежды. Может быть, запись затерялась где-нибудь в конце ленты, и она пропустила ее.
Ни-че-го. Пусто. После той, проведенной вместе славной ночи прошла целая неделя. Неделя, когда она вскакивала к каждому звонку, когда она каждое утро мыла голову на случай, если он зайдет на работу, когда она не один раз засыпала, не смыв косметику, но обновляла ее каждое утро. А телефон все не звонил, и у нее было такое чувство, что если он и приходил в редакцию «Фемины», то нарочно выбирал для этого такое время, когда ее там не было.
