– У тебя температура за тридцать восемь.
– Правда?
Мозите не смотрел Джеку в глаза.
– Я хочу взять анализ на белые кровяные тельца. К счастью, у меня есть друг, который сделает все мгновенно. Белые кровяные тельца, вот в чем дело. Нам не нужно будет посылать анализы в лабораторию. Я возьму у тебя кровь, а затем Анна ее посмотрит. Ее лаборатория всего в двух кабинетах от меня, и, думаю, мы не причиним ей неудобства. Хорошо?
Джек отвернулся, когда у него брали кровь. Сердце суматошно колотилось, отдаваясь в барабанных перепонках.
– Все готово. Зайди ко мне в кабинет, когда оденешься. Джек слышал, как за дверью Мозите разговаривал по телефону.
– Анна, это Ник. Это ведь номер твоего сотового? – Он замолчал. – Ты находишься где-нибудь поблизости? – Он опять замолчал. – Да-да, я понимаю. Но я хочу попросить тебя об одолжении. У меня в кабинете сидит пациент, и мне нужно сделать анализ на венерические заболевания и СПИД. Может быть, проверить еще и на мононуклеоз.
У Джека потемнело в глазах, когда он нагнулся, чтобы завязать шнурки на ботинках. Он сел и подождал, пока в глазах прояснится. Затем нетвердой походкой, на ватных ногах, вошел в кабинет Ника.
– Садись, Джек. Анна подойдет через несколько минут. Когда я разговаривал с ней, она была недалеко.
– Ты побеспокоил бедную женщину всего лишь из-за моей аллергической реакции и температуры? – Джек старался быть легкомысленным, чтобы вернуть Мозите к привычной беззаботности, но это не сработало.
– Постарайся расслабиться, – посоветовал Ник. Джек глубоко вздохнул. В кабинете Ника было темно и прохладно, шторы надежно укрывали от позднего солнца. Джек сел на кожаный диванчик. Пахло лимонным маслом и выпечкой, старыми книгами и сыростью от английского плюща, обвивающего окна. Мозите посмотрел на него большими карими глазами, красивыми и мягкими, которые, казалось, ласкали все, чего касался взгляд.
– Ты ведь думаешь, что это не просто аллергия, не так ли? – спросил Джек.
– Джек, я не собираюсь ходить вокруг да около. Я обеспокоен. Мне кажется, это похоже на системную бактериальную инфекцию. Возможно, стафилококк.
Джек сел обратно в кресло, пытаясь восстановить дыхание. Слава Богу! Просто дурацкая кожная инфекция. Наверное, нужно быть более бдительным – менять одежду после тренировок и пользоваться нормальным мылом вместо того органического дерьма на козьем молоке, которое он покупал в магазине здоровой пищи.
– Слава Богу! – сказал Джек. – Ты так смотрел, что я уж было подумал, что умираю.
Выражение лица Мозите не изменилось.
– Когда ты последний раз сдавал анализ на СПИД?
– Думаю, около года назад. Результат был отрицательным.
– А с тех пор ты или Стюарт вступали в опасные связи9 Адреналиновая волна прошла по телу. Только не это.
Все что угодно, но только не это.
– Ты на что намекаешь?
– На то, что твои проблемы, возможно, связаны с иммунодефицитом. Стафилококк сам по себе не может вызвать такую реакцию, за исключением некоторых случаев, например у пожилых людей с ослабленной иммунной системой. – Он взял карточку Джека. – Ты знаешь, что похудел на семь килограммов с тех пор, как был здесь последний раз полгода назад?
– Ты хочешь сказать, что, по твоему мнению, результат будет положительным?
– То что я вижу, не очень отличается от того, что бывает у больных СПИДом. Тебя необходимо проверить на наличие вируса. Анна сделает это, когда разберется с белыми кровяными тельцами.
– Нет, – сказал Джек.
– Что?
– Нет. Я не хочу делать тест на СПИД. Нет причин думать, что я в опасности.
– Ладно. Ты можешь быть уверенным в себе, ну а Стюарту ты доверяешь на сто процентов?
– Стюарт никогда бы мне не изменил.
– Не могу настаивать, но лучше все сделать по правилам и сдать анализы, – сказал Мозите.
Джек кивнул и закрыл глаза. В любом случае, было уже слишком поздно – зерно сомнения посеяно. Если не сделать это сейчас, то в конце каждой легкой простуды или насморка будет стоять большой вопросительный знак.
К тому времени, когда Мозите вернулся с результатами анализа, Джек довел себя до состояния, когда ему на все было наплевать. Он приготовился к худшему – или думал, что приготовился, пока, спустя вечность, не появился доктор, – ответ был ясно виден на его лице. Он подсел к Джеку на диванчик, взял его за руку и начал рассказывать о Т-клетках, о том как нести груз вируса, о блокаторах протеазы и коктейлях для поддержания иммунной системы.
– Нет, не говори пока ничего. – Джек уткнулся лицом в белоснежное плечо докторского халата, вдохнул чистый запах прачечной и пены после бритья. Ему захотелось, чтобы здесь был его отец. Не то чтобы он нужен ему как сыну, он вообще не хотел быть чьим-либо сыном или любовником, другом или братом. Все, чего он хотел, – это заботы, очищенной от любых отношений, чистой безоговорочной любви – любви отца, ребенка, священника.
– Существуют новые, очень хорошие медикаменты, Джек. Все больше и больше болезней становятся хроническими, долговременными заболеваниями, как, например, диабет. Ты должен позаботиться о себе и можешь надеяться, что проживешь с этим лет пятнадцать, а то и больше.
Несколько часов после того, как Джек вышел из кабинета Мозите, он просто катался на машине, подъехал к углу, где встречался с Гектором, – парень был там, но Джек не остановился. В двух барах он выпил три порции текилы и две водки с тоником, а затем поехал к Чарльз-Ривер. На улице темнело, было уже поздно, и городские огни отражались в воде. Как сказать об этом Стюарту? И что делать с Гектором? Может, тест был неверным. Может, бактериальная инфекция была просто похожа на СПИД. Положительный результат еще не означал, что болезнь разовьется.
Дрожащими руками он прикурил сигарету, пытаясь избавиться от реальности. Ему хотелось быть где угодно, только не внутри собственного тела. Он коснулся носком ноги почвы под ногами, мягкой, как глина гончара, от недавно прошедшего дождя, резко пахнущей водорослями и морской водой. Загреб комок земли, затем засунул руку еще глубже, словно что-то искал, – паника, с которой он боролся на протяжении последних нескольких недель, пришла снова, только теперь она приобрела определенность, выступившую наконец из тени, в которою он изгонял ее прежде. Джек опустился на землю, отряхнул руки, а потом стал копать пивной бутылкой, которую нашел неподалеку. Он лег в раскопанное им углубление, подальше от бегунов и собачников. Его омывал покой. Джек засунул руку в прохладу глинистой грязи, раздвигая пальцы все шире, пока не почувствовал влагу между ними. Если бы можно было изменить жизнь – он бы сделал это. Начал бы все заново и хранил бы себя в чистоте. Некоторое время спустя он поднимется, пойдет домой, к Стюарту, и признается в своей опрометчивости в Сан-Франциско. Теперь покончено с грехом – и с Гектором. Только Стюарт. Совершенно невероятно – или невозможно? – что это Гектор заразил его, мальчишка никогда не проникал внутрь его тела. Выяснять, кто, когда и как, – это сделает все еще более невыносимым. Тайны и чудеса, чудеса и судьба – все это было совсем рядом. Отмеченный болезнью и благословенный – оба следовали одним путем, и оба исходили из одного места. В конце концов, какая разница между купальней и Вифлеемом?[16] Сейчас нужно было решать насущные проблемы – как, например, прожить хотя бы один день – день боли и страданий, не отпускающих его. Джек не желал просыпаться каждое утро, вслушиваясь в себя и снова встречаясь лицом к лицу с тем, что произошло. И быть благодарным за то, что хорошо себя чувствуешь и прожил еще один день. Это будет слишком – ожидание, ожидание того, что вирус размножится и по частям выкинет тебя из собственного тела. Он видел, как умирают друзья, как все они умирают. Страдания – это одно, а вычитание – совсем другое. Каждый день что-то исчезало. В первую очередь, конечно же, чувство собственного достоинства. Иногда память. Думая о тех, кто умер от этой чумы, Джек не мог вспомнить ни одного, чья смерть не была бы воспринята с благодарностью и облегчением. И не потому, что закончились страдания умершего, – просто закончились страдания его близких.
