смеется и уводит ее в другую комнату. Воцарившаяся тишина начинает всех смущать.
– Покер? – предлагает «хохолок».
– Пожалуй, – отвечает кто-то.
Я демонстративно обхожу стол и встаю рядом с Райаном.
– Нам пора.
Райан недоуменно смотрит на меня. Я веду себя, как ревнивая девушка в лучшем случае, и как психованная старшая сестра в худшем.
– Никки, ты чего?
Но тут мне на помощь приходит Калеб. Он подходит к нам.
– Да, ребята, действительно, давайте поедем домой?
Я смотрю на него в ответ с благодарностью, но у меня не проходит ощущение мерзости внутри. Почему он дружит с ними? Неужели ничего не замечает или делает вид? Создается впечатление, что только мое присутствие остановило этого Билла и остальных от дурацкой затем с директором университета. Я не знаю, чему верить, нужно будет просто с ним позже поговорить. Но не сейчас, сейчас я слишком зла.
Райан еще какое-то время прощается с этой компанией, они откровенно ржут. Калеб отходит в туалет, и я остаюсь в холле одна. Унимая свою ярость, я разглядываю камин, книжные полки с явно дорогими изданиями, вазу с цветами, и не замечаю, что рядом со мной уже появляется Билл.
Он смотрит с улыбкой. Затем оглянувшись и убедившись, что никто не слышит, склоняется над моим ухом.
– Не советую менять правила в игре, в которую играют достойные люди. Это может не очень хорошо закончиться для тебя. – Его губы едва ли не касаются моего уха. – Надеюсь, у тебя хватит ума здесь больше не появляться.
Злость буквально прожигает мне кожу. Я хочу ударить его, но изо всех сил сдерживаюсь. Я выше всего этого. За словом в карман я никогда не лезла и сейчас могу ответить достойно, но не успеваю. Не хочу, чтобы кто-то слышал.
Позади маячит Райан, а затем и появляется Калеб. Билл с лицемерной улыбкой отступает. Ноги моей не будет в этом гадюшнике.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
сейчас
Обычно мое времяпровождение с сестрой происходит дома. Она приезжает, ест, рассказывает о чем-нибудь, дарит мне книги и уезжает. Потом целую неделю я до нее не могу дозвониться. Но в целом я уже привыкла.
Но сегодня какой-то особенный день. После собеседования я звоню Бекке, так как галерея находится всего в нескольких кварталах от ее общежития, и к удивлению, она оказывается свободной. Она приходит не одна, но я совершенно не против присутствия Сэнди. Мне она нравится. Около часа мы гуляем по торговому центру и болтаем о пустяках. Когда мы оказываемся в закусочной, я говорю о том, что снова начала рисовать. Бекка даже взвизгивает. Я поражаюсь тому, как мои близкие реагируют на эту новость. Неужели я настолько изменилась, когда перестала рисовать? И что именно во мне изменилось?
– Тебе сказали, что перезвонят? – еще раз уточняет Бекка, громко потягивая из трубочки фруктовый смузи.
– Да, – отвечаю я.
– О, – протягивает Сэнди.
– Что? – Бекка смотрит на свою подругу.
Сэнди поджимает губы и откидывает со лба упавшую розовую прядь.
– Это же фраза, которая означает «вы нам не подходите».
В общем-то она права. Но у меня немного другой случай.
– Я как раз им подхожу. Дело в том, что вакансия на данный момент пока занята. Мне нужно подождать.
Бекка раздумывает.
– Ну ладно. Всегда бывают исключения, возможно они действительно позвонят.
Мы еще какое-то время болтаем, пока за соседним столом не начинает громко плакать ребенок. На вид ему не больше года. Его мама, болтающая по телефону, отчаянно пытается впихнуть в рот ребенку соску, но он выплевывает ее. Она взглядом извиняется у посетителей, затем к ней на помощь приходит официантка, которая помогает ей донести сумку с детскими вещами до уборной.
Сэнди театрально прочищает ухо пальцем.
– Боже, дети всегда так громко кричат.
– Они кричат, пока им не исполняется восемнадцать, – подмечает Бекка.
Мы смеемся. Сэнди бросает на меня заинтересованный взгляд.
– А вы с Калебом не думали завести карапуза? Или вы из тех семей, которые, ну типа, хотят жить только для себя? Ай! Ты чего? – Она с укором смотрит на Бекку.
Бекка снова пихает ногой Сэнди под столом. До Сэнди вдруг доходит, что она перешла на запрещенную тему, и быстро сникает.
– Прости.
Ей не за что извиняться, она ведь ничего не знает. Да и вопрос был вполне обыденный.
– Все в порядке, – отвечаю я.
Бекка протягивает руку через стол и крепко сжимает мою ладонь. Я улыбаюсь ей и изо всех сил пытаюсь отстраниться от мрачных мыслей.
Мы всегда говорили о детях. Я хотела двух мальчиков, а Калеб двух дочерей. Но мы никогда не ссорились об этом и говорили, что у нас будет и тот и другая. Больше двух я не хотела, Калеб был со мной солидарен. Всерьез мы об этом задумались два с половиной года назад. Потом как-то незаметно прошло полгода, мы прошли все обследования и начали пытаться.
Мы пытаемся и по сей день. Уже прошло два года, но результата нет. Дело никогда не было во мне, я и до сих пор остаюсь вполне способной к зачатию женщиной. Примерно год назад по результату анализов, доктор сказал Калебу, что у него астенозооспермия. Но это не так страшно, как кажется и в девяноста процентах из ста эта патология поддается лечению. Но Калеб не попал в это подавляющее число. Чуть позже все оказалось намного сложнее и даже искусственное оплодотворение нам не помогло. Мы потратили на лечение целое состояние. Но никогда не сдавались.
До сегодняшнего дня. Конечно, начала сдаваться я. Мне надоели попытки, бесконечные мысли и постоянные разговоры. Я вижу, как ему больно от этого. Я вижу, что он винит себя. Как он смотрит иногда… это сводит с ума. Словно он считает себя помехой на моем пути. Да, я хочу иметь детей. Я ужасно хочу стать матерью. Но я хочу его детей, это важно. И последняя мысль начинает пугать.
