Чем больше я хочу ребенка, тем больше осознаю, что хочу его здесь и сейчас только для того, чтобы спасти свой брак. Дети не должны появляться на свет по таким причинам. В моем понимании это неправильно. Дети никого не должны спасать, это отдельный человек, которому ты даешь жизнь. Свои ошибки мы должны исправлять сами.
Со временем Калеб стал этим одержим, и меня начала пугать и отталкивать эта одержимость. Я больше не могла делать так, чтобы мы оба были в порядке. Устала создавать иллюзию. Мне стало казаться, что он тоже пытается завести ребенка, чтобы доказать себе, что он может. Это превратилось в какую-то борьбу.
И все это начинает рушить наш брак. Это еще раз доказывает то, что дети не должны появляться лишь для того, чтобы кого-то спасти или чтобы кто-то мог что-то доказать.
* * *
Мы помирились. Калеб отправил мне цветы, пока был на работе, а я в своей студии. Я сделала фото огромного букета роз, который привез мне курьер, и подписала «спасибо». Он написал в ответ, что любит меня.
Мы помирились, но недосказанность осталась.
Обычно Исайя и Эшли приглашают к себе в гости в те дни, когда Эшли не нужно на следующий день на работу. А на работе она практически постоянно, потому что репетиторы по испанскому, как оказалось, нужны всегда.
Они живут в другой части города, но не далеко от центра. Их квартира в многоэтажном доме довольно просторная, а окна открывают вид на «золотой треугольник».
Исайя работает в компании Калеба почти три года, как и Джозеф, который вместе со своей женой Мирой всегда составляют нам компанию на наших редких посиделках. В такие вечера Эшли обычно готовит ужин, я приношу с собой салат, а Мира что-нибудь сладкое на десерт.
После съеденного ужина и выпитых двух бутылок вина (в основном Мирой и Эшли), мы играем в «Кто я?». Несмотря на примитивность игры, фантазия Джозефа заставляет всех ломать головы, что же написано на стикере на его лбу. Он умеет давать противоречивые подсказки, по которым ты просто-напросто не можешь угадать, но в итоге все оказывается даже слишком просто.
Пока остальные продолжают играть и смеяться над Эшли, у которой на лбу написано «Леди Гага», я уношу несколько грязных тарелок на кухню. Следом за мной появляется Исайя – вечно улыбчивый и с ироничными цитатами на своих футболках. Сейчас на нем оранжевая с цитатой «ненавижу надписи на футболках». Звучит смешно, если знать, {сколько} у него подобных футболок. Такое ощущение, что он еще ни разу не надел одну и ту же дважды.
– А ты быстро угадала принцессу Диану, – говорит он, доставая из холодильника бутылку воды.
Я вздыхаю.
– Похоже, это единственный случай, когда Джозеф накидывал грустные подсказки.
Исайя выпячивает губу.
– Да уж. Ты права. Как дела? Калеб сказал, что ты снова пропадаешь в студии.
Какая же это новость для всех вокруг, кроме меня.
– Ну да, все прекрасно.
– Здорово.
Пока Исайя пьет воду, я кое-что вспоминаю.
– Кстати, как вы умудрились застрять по дороге из боулинга?
После мелкой ссоры из-за собеседования я совсем забыла по какой причине Калеб уехал, не досмотрев со мной шоу. Мы просто помирились и даже не обсуждали собеседование, решили, что толку в этом нет.
Исайя смотрит на меня в изумлении.
– Какого боулинга? Когда?
И тут я понимаю. Калеб меня обманул. Я ведь не видела, что это звонит Исайя, я просто поверила своему мужу на слово. На меня накатывает паника, но за секунду она сменяется апатией. У нас никогда не было серьезных причин лгать друг другу. И вот теперь они появились.
Я выдавливаю из себя улыбку.
– Так, кажется я что-то перепутала. Это были не вы.
Исайя смеется.
– А я думал, что вина больше всех выдула Эшли.
Я делаю вид, что оценила шутку и ударяю себя по лбу.
– Я весь день рисовала, уже с ума схожу.
Исайя снова смеется и жестом показывает вернуться в гостиную, откуда звучит смех.
По дороге домой, я долго молчу. Нам ехать полчаса без учета пробок, поэтому я могу собраться с мыслями. Зачем Калеб обманул меня? Какая причина?
– Где ты был в четверг?
Калеб отрывает взгляд от дороги.
– Что?
– Ты слышал. Куда ты поехал в четверг вечером, и кто тебе звонил?
– Я…
– Исайя понятия не имеет ни о каком боулинге.
Он не ожидал, что его обман вскроется. Видимо, вообще не думал, что я спрошу об этом Исайю. На лице Калеба появляется выражение лица, которое я всегда боялась увидеть. Виноватое и испуганное, словно его поймали с поличным.
– Никки.
Я не хочу слышать. Закрыв лицо руками, я даю волю слезам.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
тогда
Когда я впервые взяла кисть из маминых рук и стала рисовать, я всегда знала, какими будут мои рисунки. Это не будет что-то выдающееся. Это не будет тем, что будут выставлять в галереях и продавать. Мой стиль не будут cчитать особенным.
Я всегда это знала и не претендовала ни на что. Не потому что я не верила в свой талант или в себя, вовсе нет. Просто потому что я знала, что именно хочу показать этими рисунками. Мне не нужно будет выплескивать в них боль или свою ярость. Я не Пикассо. Я просто люблю рисовать вот и все.
В основном, это всегда была акварель. Мне приходилось слышать от многих, что акварелью рисуют лишь любители, так я им и буду. Вообще плевать, кто и что говорит. Мои рисунки не всегда были детскими, но, если смотреть на них глазами человека, которого совсем не завлекает искусство, они могут такими показаться. Цветные карандаши и акварель – это тоже атрибуты юного детсадовского художника, верно? Я им и остаюсь
