остановиться:
– Поставь меня на место! – бью по стальному телу. Взгляд цепляется за кровавую дорожку, оставшуюся после его шагов. Боже… Закрываю рот рукой. Тошнит. И через ладони, шепчу: – Мне всё равно, что ты мне покажешь или скажешь. Я всего лишь пришла спросить, для чего ты всё это делаешь! Избиваешь сына, приказываешь ему не подходить ко мне.
Он не отвечает. Только сильнее сжимает могучие челюсти.
Продолжает нести меня в руках, даже не напрягаясь. Обхватывает меня одной рукой. Я на его фоне маленькая, как букашка. Сдавив ещё сильнее – он сломает мне позвоночник.
И каждая попытка выбраться – только сильнее приносит дискомфорт. По пути я теряю туфельку, потом вторую, поэтому на улицу мы уже выходим без моей обуви. Что уж говорить про Саидова, который тоже не может похвастаться одеждой.
Но это, честно, последнее, что меня волнует.
Он одним рыком открывает дверь и сажает меня в авто.
Я, честно, готова была выбежать босиком.
Но его грозный приказ, сдавливающий лёгкие и эхом раздающийся по салону, останавливают меня:
– Сиди здесь, женщина. Иначе поедешь в багажнике.
Может, он шутит. Но я не спешу проверять.
Амир через несколько секунд опускается рядом. Заводит мотор. Хочет повернуть руль, но останавливается. Поворачивается ко мне.
– Что бы ты мне ни сказал…
Я хочу продолжить, что это бесполезно. Как и весь наш разговор. Но Саидов резко подаётся вперёд. Вытягивает свою длинную и мощную ладонь. И я на рефлексах зажмуриваюсь, боясь, что он сделает мне больно.
Но боли не следует.
Слышу странный звук.
Открываю глаза, а Амир тянет ремень безопасности через моё плечо. Вставляет его в замок и только после этого трогается с места.
Я осыпаю его разными вопросами во время всего нашего пути. Говорю тысячу аргументов (и всё равно, что повторяющихся), что он не прав.
Но он молчит. Только пускает пар из ушей, закипает. Не орёт, но часто бьёт по рулю, сигналя машинам.
Через двадцать минут мы доезжаем до какой-то многоэтажки.
Он останавливается и выходит из салона в том, в чём есть. Хватает меня. Так же за талию, прислоняя к своему телу. Чтобы не убежала.
Несёт меня как игрушку, не заботясь, удобно мне или нет. Дискомфорта мне это не доставляет, но взгляды окружающих…
Только лифт спасает от них.
– И? Что тут? – спрашиваю с вызовом, выходя на лестничную площадку. Амир нажимает на звонок, опирается спиной о холодную стенку обшарпанного подъезда и сжимает зубы, немного шипя от злости. И только сейчас я замечаю эту жуткую багровую кровь, которая ещё сильнее вытекает из ран.
Да что же с ним произошло?
Двери внезапно открываются.
Я поворачиваю голову на громкий шум телевизора. И на девушку, которая стоит с ребёнком на руках в дверном проёме. С девочкой. Около годика. С милыми двумя хвостиками и розовыми бантиками.
Я невольно думаю о своём малыше. Девочку хочу. Или мальчика. Нет, неважно кого! Главное, здорового!
– Вы кто? – спрашивает, явно не понимая, что тут происходит. Она переводит взгляд на Амира. – А, Амир Тагирович, это вы? А это?..
И опять взгляд на меня.
– Что-то случилось? Почему вы в таком виде? И… – она обеспокоенно прыгает взглядом то на меня, то на Амира. – Где Аяз?
Девушка поправляет ребёнка на руках, и я неосознанно замечаю золотое кольцо на её пальце. Такое же, как и у меня. На другом пальце, но… Оно похоже на моё обручальное кольцо, которое Аяз подарил мне несколько часов назад.
И уверена… Амир бы не смог так всё быстро организовать.
Пока мы ехали до дома, Мирзоев сказал, что это кольцо из лимитированной коллекции. Оно всего в одном экземпляре. Сделано в Барселоне. Оно – эксклюзив. Но, судя по всему, уже нет.
И даже если Амир мог кого-то нанять, чтобы подделать его… за такой короткий срок это невозможно.
– Это дочь Аяза? – выдавливаю из себя.
– Э-э, – она теряется. И опять на Амира смотрит. – Что тут происходит?
– Это ребёнок Аяза? – повторяю ещё раз, но уже жёстче.
– Ну, да… А вы кто такая? Постойте. Я вообще ничего не понимаю. Может, кто-то мне что-то объяснит?
Я перевожу дыхание, смотрю, не веря, вперёд. Никогда не думала, что попаду в такую ситуацию.
Поднимаю руку с кольцом, показываю ей. Вижу её ошарашенный взгляд. Не удивлюсь, если Мирзоев наплёл ей то же самое, что и мне.
– Я его невеста, – бросаю дерзко. А затем уверенно добавляю: – Бывшая.
* * *
– И куда ты пошла? – доносится мне в спину.
– Подальше от вашей семейки! – кричу через плечо. Босыми ногами шагаю по асфальту и наступаю на что-то острое. Боль пронзает пятку, и я едва не падаю. Сильная рука обвивает талию и прижимает мою спину к твёрдой груди.
– Стоять.
Он дёргает меня в сторону, сажает в машину на заднее сиденье. И тут же садится сам, чтобы я не убежала. Как же не вовремя я шла мимо его автомобиля!
Разворачиваюсь, чтобы вырваться из его хватки, но останавливаюсь, когда вижу его лицо. Кривится, еле сидит.
И чёрт бы побрал мою отзывчивость и желание помочь людям!
А ещё глупое сострадание!
Оно проявляется по отношению не к тем, кому это надо!
– Сильно спину больно? – зачем-то спрашиваю.
– Терпимо.
Я вообще не понимаю, как он ходит. У него стопы в порезах. Неужели это из-за стёкол, которые были разбросаны в кабинете? Там они подрались?
Амир тянется за аптечкой и блокирует двери.
– На всякий случай. Ты сейчас наделаешь нам дел.
После этих слов хватает меня за босую ногу и дёргает на себя. Я падаю спиной на сиденье и тут же поднимаюсь, замечая, как Саидов опять обрабатывает мою ногу. Как в тот вечер, когда меня обокрали.
Отпускает её, и я выпрямляюсь, выхватывая у него аптечку.
– Я не простила тебя, – говорю честно. – Но от твоей спины меня сейчас вырвет. Поворачивайся.
– Не надо, мы сейчас поедем домой, – он пытается выхватить аптечку из рук, но я только отвожу её назад. И строго, показывая ему то, что не играюсь, отвечаю:
– Поворачивайся.
Я не думаю, что он будет слушаться. Но перед тем как обернуться, зло мажет по мне взглядом.
И что ему не нравится? То, что ему указывают? А он что думал? Я та девочка, что с трепетом ловит каждое его слово?
Амир садится ко мне спиной. И я чуть не ахаю от ужаса. Поджимаю губы, достаю бинты. Смачиваю их и прохожусь по спине.
– Тебе в больницу надо, – говорю честно. – Тут хоть осколков
