присаживаюсь на скамейку под домом и закуриваю. О родителях я и правда не говорю. Я о них стараюсь даже не думать. Единственное, что дали мне эти люди – жизнь. В то время, когда я жестил, пытаясь привлечь к себе их внимание, мама отвела меня к психотерапевту. Так вот тетка, с которой я общался, ляпнула, что я должен быть благодарен родителям хотя бы за то, что они дали мне жизнь. Когда я парировал, что дали они мне существование, психотерапевт прописала мне какие-то седативные и вынесла вердикт, что я слишком агрессивен. В чем проявилась моя агрессия, я так и не выяснил. Может, в том, что я назвал ее коровой, окончившей «инстакурсы» и ни хрена не понимающей в психологии? А, может, в том, что я попросил ее поговорить для начала с моей матерью и выяснить степень ее любви к собственному сыну? В общем, совершенно бестолковое занятие. С тех пор я не говорю о своих родителях. Ни с кем, кроме бабушки, но она и так знает их не хуже меня, так что ей не приходится объяснять, почему моя мама – дрянная сука, а отец – мудила.
Вздыхаю, упираясь затылком в стену. Прямо сейчас я завидую Машке. У нее есть осознание, что хотя бы один из родителей любит ее. Меня не любит никто. Только Машка немножко и бабушка – за обоих родителей. Надо чаще приезжать к старушке.
– Кир, ты что?! – выдыхаю, когда он прижимает меня к шершавой деревянной стене коровника. – Прямо тут?
– Прямо тут, – шепчет он мне на ухо, уже задирая сарафан выше и стягивая мои трусики.
Я оборачиваюсь, проверяя, чтобы Порфирьевна сюда не шла. Не обнаружив соседку, снова смотрю на Кира, который уже раскатывает презерватив по члену.
– Кир, это слишком, – ахаю я, когда его ствол скользит по внутренней части бедра моей задранной вверх ноги.
– Слишком – это не трахнуть тебя, – рычит он, медленно погружаясь. – Держись, будет быстро и жестко.
– Кир! – восклицаю я, когда он входит до упора, а потом отступает и резким толчком погружается внутрь.
– Тихо! Ты всех соседей созовешь. А сейчас день.
Я прикусываю его плечо, слизываю с него соленый пот и снова кусаю. Мычу ему в кожу и крепко зажмуриваюсь, чтобы не закричать, когда он долбится в меня. Слишком много ощущений. Много секса и много Кира в последние дни. Но я уже не могу без своей порции удовольствия. Кажется, я стала зависима. Вот зачем я сейчас пришла к нему? Под дурацким предлогом, что мой душ сломался? Могла бы заказать в магазине у Димки, завтра он бы привез мне распылитель. А сегодня я бы помылась в тазике. Ничего, не принцесса, справилась бы. Но нет, я пришла к Киру, якобы не зная, что делать. Такой дурацкий прием, но вот к чему он привел.
Кир двигается так быстро, что я не успеваю сделать ни одного вдоха. Грудная клетка быстро поднимается и опускается, но это не помогает накачивать легкие кислородом. Вот это тряска! На последних толчках Кир меняет угол проникновения, и теперь трется о мой клитор. Это становится последней каплей. Как будто к фитилю поднесли горящую спичку. Бум! И мой мир снова разлетается на тысячи мелких осколков, а за закрытыми веками взрываются цветные фейерверки.
Спустя пять минут Кир курит, облокотившись плечом на проем коровника, а я прижимаюсь к его спине.
– Прокатимся вечером? – спрашивает он.
– Не могу.
– Почему?
– Мама с утра неважно себя чувствовала, надо приглядывать за ней.
– Я приду тогда к тебе.
– Будешь со мной сидеть с мамой?
– Мы можем посидеть во дворе, – предлагает он.
– Ладно, – со вздохом произношу я. – Почему ты никогда не целуешь меня после секса?
– Почему это не целую? – спрашивает он, но даже не поворачивается. Как будто мой вопрос оставил его равнодушным.
– Только когда я ухожу.
Кир небрежно дергает плечом.
– Никогда об этом не задумывался.
– Ты как будто становишься отчужденным. Во время секса, знаешь, такой горячий, отзывчивый, а после отгораживаешься от меня. Я ничего не требую, не подумай. Просто… мне просто стало интересно.
Видел бы он сейчас, как я краснею, просто поддерживая этот диалог.
– Я не привык к нежностям, Маш.
– Ясно, – отвечаю тихо. – Но можешь ради меня попробовать?
– Посмотрим. Не обижайся, – он поглаживает меня по руке, – но после мне нужно немного пространства.
– Оу, – я отодвигаюсь от его спины и пытаюсь забрать руки, но Кир прижимает мои ладони к своей груди.
– Я не о том пространстве говорю, стой, где стоишь. Я говорю о нежностях всяких. Тебе просто нужно привыкнуть.
Что, если я не хочу к такому привыкать? Что, если нуждаюсь в той нежности, которая ему чужда? Но я не говорю этого вслух, потому что боюсь отпугнуть его. Напоминаю себе, что у меня есть цель, к которой я все же должна прийти.
– Тогда я пойду.
– Завтра куплю тебе распылитель. Сегодня можешь прийти помыться у нас. Ванная пока еще не готова, но летним душем можешь воспользоваться.
– Хорошо, спасибо.
Обхожу Кирилла, он ловит меня за затылок и целует.
– Так достаточно хорошо? – с улыбкой спрашивает он, и я улыбаюсь в ответ.
– Да. Неплохо для начала, – лукаво усмехаюсь.
– Неплохо, да? – спрашивает он, прищурившись. – Ну ладно.
Отстраняюсь от него и иду из их двора, пару раз обернувшись, но Кир уже скрылся в коровнике и на меня не смотрит.
На следующий день я стою на стремянке возле душа и смотрю на то, как Кир, ловко забравшись наверх, перевернул бак и пытается прикрутить к нему душевую лейку.
– Ого, старая просто прогнила, – констатирует он, скручивая остатки старой лейки, обхватив их разводным ключом.
– Слушай, а почему ты правда никогда не говоришь о своих родителях? – задаю вопрос, который мучает меня, но Кир каждый раз избегает этот разговор.
– Потому что не люблю.
– Родителей или разговоры о них?
Кир бросает на меня хмурый взгляд, а потом протягивает руку.
– Подай плоскогубцы.
Я подталкиваю к нему чемодан с инструментами, и Кир выбирает нужный.
– Разговоры, – наконец отвечает Кир на мой вопрос.
– Как думаешь, я бы им понравилась?
– Думаю… – Кир снова бросает на меня взгляд, а потом прищуривается, словно всматривается внимательнее. – Понравилась бы.
На моем лице растягивается улыбка.
– А ты бы хотел… м-м-м… познакомиться с моей мамой?
– Разве она разговаривает? – спрашивает Кир, снова бросив на меня взгляд.
– Нет. Но я могла бы представить тебя ей. Думаю, ей было бы интересно посмотреть на
