принимай на свой счёт. Всё пройдёт!
Обняв меня за плечи, Осин тянет за собой. Знаю, нас с мамой рассудит время. Когда-нибудь. Когда боль немного стихнет, а истинный виновник в смерти отца будет найден. А пока…
Киваю Осину и, оставив за спиной рыдающую мать, позволяю себя увести. Ногами путаясь в пожухлой листве, возвращаю взгляд к тому месту, где видела Саву. Но там никого. Жадно верчу головой, чтобы отыскать Ветрова, но всё тщетно. Парень словно испарился, да и был ли он? В моём состоянии привидеться может всё что угодно. И всё же странное, вгоняющее в оцепенение предчувствие неладного дурманит сознание.
Не помню, как возвращаюсь к машине Осина, почти не реагирую на его слова. И пока Сергей Петрович растерянно по карманам ищет ключи от автомобиля, продолжаю среди десятков знакомых и малознакомых лиц выискивать Ветрова. А потом замираю, когда вместо Савы замечаю на обочине тот самый внедорожник с затонированными стёклами и без зеркала с пассажирской стороны. Номер авто забрызган грязью. Лицо шофера бликует в разводах дождя на лобовом. Позабыв про Осина и собственную безопасность, срываюсь с места, но добежать до проклятой тачки не успеваю. Та на бешеной скорости уносится прочь, безжалостно ломая мою хрупкую веру в Ветрова навсегда.
— Марьяна, ты чего? — возмущается Осин и раскрывает над моей головой чёрный зонт. Дождь разыгрался не на шутку.
— Я согласна, — дрожу то ли от сырости, то ли от дикого желания расквитаться с Солом Моррисом раз и навсегда. — Я перееду к Чертòву.
Марьяна. Ярко-красными, золотыми, бордовыми и болотно-зелёными красками в лучах осеннего солнца отныне пестрит мой мир. Стоит приоткрыть окно и в просторную комнату на втором этаже беззастенчиво врывается аромат прелой листвы и прохладное дыхание осени. На тонких ветках молодого клёна трепещут пожелтевшие листья, а спелые ягоды рябины так и манят поскорее выбраться из дома в сад.
Отхожу от окна и поправляю одеяло на спящей Русе. За эти дни беспрестанных слёз и горьких сожалений она стала моим маяком, маленькой, но яркой путеводной звёздочкой. И вроде совсем чужая, не моя… но сердцу так спокойно рядом с ней, так радостно, когда на усыпанном веснушками детском личике мелькает улыбка, так тепло, когда хрупкие пальчики крохи сжимают мои.
Уже вторую неделю мы с Русей живём в доме Чертова. Опасаясь, что история с покушением может повториться, сразу после отъезда Влада с матерью в Израиль Сергей Петрович лично отвёз меня и Марусю к Ивану Денисовичу.
На удивление старик встретил нас весьма радушно. И если в общении со мной Чертов всё это время вежливо сдержан и учтив, то при виде правнучки его взгляд мгновенно озаряется теплом, а в каждом его слове и действии отчётливо читается забота и нерастраченная любовь. Для малышки была подготовлена отдельная спальня на втором этаже в аккурат напротив моей. В пастельно-розовых тонах и забавными единорогами на стенах детская волшебным образом напоминает комнату маленькой принцессы из сказки, да и Марусе она пришлась по душе. И пусть спать по ночам одной кроха пока боится, днём её практически невозможно оторвать от игрушек и книг, коими доверху завалена её спальня.
Каждый день мы с Русей подолгу гуляем в саду, шурша опавшими листьями и провожая в небе стаи перелётных птиц. Вместе наблюдаем, как осень решительно вступает в свои права и потихоньку учимся жить в новых реалиях. Нет, боль не прошла, не ослабла. Просто человек однажды привыкает ко всему. Вот и мы с Марусей медленно, но верно свыкаемся с монотонными буднями в доме Чертова. Пожалуй, только к личной охране, серой тенью следующей за каждым шагом, я так и не могу привыкнуть. Впрочем, Иван Денисович делает всё, чтобы как можно реже нам с крохой приходилось покидать его дом. Если раньше мы с Владом таскали Русю по врачам и необходимым для полноценного развития занятиям, то сейчас и психолог, и логопед, и дефектолог приезжают к нам сами. Единственное, примерно через день мы выбираемся на малоприятные процедуры к офтальмологу. Но это мелочи…
Первые дни Чертов деликатно держался от нас на расстоянии. Он рано уезжал и возвращался, когда Маруся уже спала. Старик как чувствовал неловкое напряжение между нами и позволил в спокойной обстановке освоиться в его доме как в своём. Бремя хозяйки по привычке взвалила на свои плечи Галина Семёновна. Ароматные завтраки, тёплые улыбки, минимум неудобных вопросов. С утра до вечера она окутывает нас заботой и за разговорами мастерски отвлекает от горьких воспоминаний. Мне и раньше было комфортно в её компании, а сейчас… Сейчас её внимание целебным бальзамом ложится на израненное сердце и чудодейственным образом затягивает ссадины на нём. Не все, к сожалению…
Какими бы уютными ни были условия нашей жизни, тяжесть с души никуда не уходит. А отсутствие добрых вестей из Израиля ложкой дёгтя отравляет реальность: состояние Влада замерло на границе жизни и смерти…
Наверно, поэтому ни на минуту не забываю, зачем я здесь. Это изначально наш переезд в столицу планировался в угоду Чертову и его капризам. Сейчас же передо мной стоят совершенно иные цели. Мне нужна правда! Я хочу найти ответы! Я жажду посмотреть в глаза Ветрову и спросить: за что? А старик, как ни крути, – моя единственная ниточка, ведущая к Солу Моррису.
Но, как назло, Чертов на корню обрубает любые мои попытки заговорить о парне.
— Уснула наша егоза?
Тут как тут раздаётся приветливый голос Галины Семёновны, стоит мне только спуститься со второго этажа. Женщина деловито вытирает морщинистые ладони о белоснежный передник и участливо улыбается мне.
— Ага, — киваю, попутно поднимая с пола раскиданные Марусей цветные карандаши. — У нас есть час тишины.
— Вот и хорошо! – соглашается Галина Семёновна и, склонив набок голову, спрашивает:
— А хочешь кофе? Я как раз шарлотку в духовку поставила. А то, чего яблоки пропадают, верно?
— Верно, — не могу не улыбнуться в ответ.
Почти весь Маруськин тихий час я провожу на кухне, вдыхая несравненный аромат печёных яблок и утопая в болтовне Галины Семёновны. Мы говорим о погоде и народных приметах, столичных пробках и суете. Обсуждаем последние мировые новости и спорим, что важнее: опера или балет. Единственное, о чём мы не вспоминаем, — это прошлое.
— Иван Денисович, сегодня опять не придёт к ужину? — спрашиваю между прочим, а сама не теряю надежды поговорить со стариком
