– Но вкус воды из колодца…
– Ой, перестань! Пусть в Москве вода пахнет хлоркой, но зато в ней нет кишечных палочек!
– А чего ты этих палочек боишься? Что в них такого страшного?
– Как?! – Вика от возмущения чуть не задохнулась. – Кишечные палочки, это же…
– То есть ничего хуже этих палочек в мире нет?
– А холера, оспа, брюшной тиф?.. Бубонная чума?!
– Еще что?
– Тебе этого мало?..
Они подошли к рыльцу, остановились.
– Ладно, рассуждаем дальше, – продолжил Никита. – Представим такую ситуацию – человечество сделало рывок и преодолело все эпидемии, болезни, войны и голод. Ты просыпаешься утром, а за окном – тишь да благодать. Никаких опасностей, никаких проблем. А, да, забыл – люди стали абсолютно законопослушны, нет больше ни маньяков, ни лихачей, ни злостных нарушителей общественного порядка… Так вот, вопрос: будешь ли ты счастлива?
– Конечно! – с глубокой убежденностью воскликнула Вика. На миг она представила себе эту радужную картинку, и сердце даже замерло от восхищения. – Ты знаешь… Только что ты описал рай. Мой рай. Во всяком случае, я представляю себе рай именно таким!
Она так взволновалась, что на некоторое время даже забыла обо всем – где она сейчас, из-за чего тут оказалась, откуда тут этот человек с глазами цвета лжи…
– Твой рай? – повторил Никита. – Ну надо же!
– Нет, я не спорю, у каждого свой рай и свой ад… Вот твой рай – он какой?
Никита ничего не ответил. Пожал плечами, продолжая смотреть на Вику.
– Ну что, даже сформулировать не можешь? – подколола она его. «Мужлан! Наверное, твой рай – это море водки, куча еды и женщины на любой вкус!» – злорадно мелькнуло в голове. Хотя меньше всего Никита напоминал алкоголика. Но, может быть, еще не успел спиться? Интересно, в каком состоянии у него печень?
Вика, подчиняясь какому-то внезапному порыву, подняла руку и на расстоянии провела вдоль тела Никиты.
Радужно засияли печень и селезенка, бриллиантовым блеском сверкнуло сердце…
– Ты чего? – с удивлением спросил Никита. – Что сей жест означает?
– По-моему, ты очень здоровый человек, – с досадой произнесла Вика (ах, если б таким же здоровьем обладала баба Зина!).
– Как ты это определила? Вот так? – Никита повторил ее жест. – Да?
– Это шутка.
– Шутка…
– Но ты не сказал, каков же твой рай! – напомнила Вика, торопливо меняя тему.
– Может быть, скажу тебе… когда-нибудь, – медленно произнес он, разглядывая ее с каким-то странным напряжением.
– Когда-нибудь… У нас не будет этого «когда-нибудь»!
Он пожал плечами:
– Кто знает… Ладно, мне пора. Привет БэЗэ!
Никита повернулся и ушел.
Вика торопливо вошла в дом и обнаружила бабу Зину спящей. Старушка, так и не дождавшись воды, мирно похрапывала. В воздухе отчетливо витал запах перегара.
Вика, не желая ее тревожить, вышла обратно во двор, села на крыльцо, рядом с ведром.
Яркое солнце заливало сад, гудел высоко в небе самолет.
Вика от нечего делать принялась подозрительно рассматривать воду из колодца. «Эх, микроскоп бы… Сам убедился бы, сколько здесь всякой дряни плавает!» Она все еще мысленно спорила с Никитой.
А потом вдруг зачерпнула ладонью. И выпила из пригоршни! Сырую, некипяченую воду. Из колодца!
– Вот и посмотрим, что со мной будет… Вот и посмотрим, кто из нас прав! – с мстительной радостью прошептала Вика.
– Виктория! Вика! – подала голос баба Зина. – Ты иде? Иде, грю…
– Я здесь! – вскочила Вика.
Баба Зина, шаркая тапочками, пыталась встать с кровати.
– Все, невмоготу мне! – с укором обратилась к Вике старуха.
– Плохо? Тебе плохо, баб Зин?.. – испугалась Вика. – На, срочно выпей таблетку!
– Я грю, невмоготу мне тут валяться! – брюзгливо отозвалась та. – Помоги-ка… Весь огород сорняками зарос, а я тут валяюсь, будто прынцесса…
– Тебе нельзя ничего делать!
– Ну прям…
– Я буду твои сорняки выдергивать! – предложила Вика. – Ты мне только покажи, какие они.
Далее события развивались следующим образом: Вика под руководством бабы Зины изничтожала в огороде ненужную растительность.
– Там, в том углу прореди… Это не трогай, это морковка торчит! Итить твою мать… Вик, да ты совсем!
– Я, между прочим, ни разу полевыми работами не занималась! – огрызнулась Вика.
– Там вон, на той грядке еще… Тяни, тяни!
– Это же цветы! Эти, как их… васильки! – вспомнила Вика картины русских передвижников и лекции по искусствоведению (отец с малых лет заботился о всестороннем образовании дочери).
– Да васильки и есть сорняк!
Когда Вика в очередной раз разогнула спину, она увидела нескольких деревенских жителей, стоявших у забора, и с молчаливым любопытством наблюдавших за ней.
– Зин, кто это? – с любопытством спросила пожилая тетка в цветастом платке до бровей.
– Гостья моя, из Москвы, – важно объяснила баба Зина. – Вот, помогает мне… Викторией звать.
– Хорошая у тебя гостья! – одобрительно кивнула тетка. – Мою Варьку не допросишься помочь… Ей лишь бы хвостом крутить! Я ей говорю – доча, ты бы хоть совесть поимела…
Баба Зина надулась от собственной значимости – вот, мол, у нее какая гостья… Потом произнесла:
– Виктория мне операцию сделала. Она докторша… – Баба Зина подняла вверх забинтованную руку, потрясла ею в воздухе. – Теперь как новенькая!
– Баб Зин, ну что ты… – мучительно покраснела Вика.
– А чо стесняться-то! – подал голос ветхий старик. – Хвалят тебя, дак ты гордись!
* * *
Вика открыла глаза.
По темному потолку бежали золотые тени, ветер раздувал цветастую занавеску… «Где я?» – с удивлением подумала Вика. Не сразу вспомнила – она в деревне, живет у совершенно чужой, прежде незнакомой старухи. В ужасных, совершенно антисанитарных условиях.
Например, вчера она пила некипяченую воду из колодца!
Вика вскочила, ощупала живот, прислушалась к своим ощущением – не тошнит ли, не знобит, не колет ли где?
Она провела ладонью вдоль тела, пытаясь просканировать саму себя. Но не было ни цветовых пятен, ни радужных разводов, ни темных лакун – ни-че-го.
– Значит, точно… Других чувствую, а себя – нет! – расстроенно прошептала Вика. – А что мне другие… Я про себя хочу знать – здорова я или нет?!
Вроде бы закололо в правом подреберье. «Больна! Умираю!» – спохватилась Вика. Если бы она была в Москве, то непременно вызвала бы «Скорую» и потребовала сделать ей полное обследование. «Это от воды… Кишечная палочка, гельминты…» Но боль исчезла так же быстро, как и появилась.
