Описать Аврору с ног до головы (или наоборот) как-то затруднительно по причине неординарности и поразительной экзотичности ее внешних данных. Добавлю к сказанному лишь то, что кисти рук у нее потрясающие и по сей день – узкие, с длинными пальцами и словно отполированными розовыми ногтями овальной, изумительной формы. А кожа! Ну тут у автора и вовсе подходящих слов в запасе нет – все запасалась, запасалась ваша покорная слуга единицами языка для описания белой мраморной кожи Авроры Владимировны, таскала их, подобно тому как белка таскает орешки и семечки в свое дупло, да дерево спилили, дупло разорили, слова по ветру пустили. Никакое сравнение к ней, к ее коже, не идет! Нет больше ни у кого такой кожи, как у нашей Авроры! Что касается всего остального (а осталось нам только упомянуть о груди героини), то тут придется сподручными средствами обходиться, уж не обессудьте – что завалялось... Сейчас, сейчас, по сусекам поскребем-поскребем, по амбарам пометем-пометем – авось чего и найдем.
Если у нашей героини в семнадцать лет груди как таковой и вовсе не наблюдалось – так, незначительная припухлость одна, над которой школьная подруга ее, Ирка Ненашева, все смеялась, приговаривая: «Гаврилова, зеленкой намажь!», то теперь Метелкиной ни зеленка, ни капуста, в огромных количествах поглощаемая некоторыми дамами, утверждающими, что от сего овоща увеличиваются молочные железы, были ни к чему. Грудь у нее после родов стала знатная, завидного третьего размера и торчала, яко египетские пирамиды.
Вот таким распустившимся во всей красе цветком предстала Аврора перед Метелкиным. А он давай после двухгодичной разлуки всем команды солдафонские отпускать! Ну не обидно ль?
Только ночью, когда Арина ровно, чуть слышно сопела в своей кроватке, когда молодые остались наедине в маленькой комнате, – вот только тогда Аврора услышала это долгожданное:
– Басенка моя! Как же я по тебе скучал!
И тепло разлилось по Аврориному телу. И в ту же секунду все сомнения оставили ее. «Он все тот же, тот же! И я знаю его, как саму себя!» – в восторге подумала она и, обхватив его шею, задыхаясь от чувств, пролепетала:
– Родной! Юрка! Как же я тебя ждала!
И что тут началось! Что-то совершенно неописуемое, поверьте! Метелкин вдруг как набросится на нее! Ну чисто зверь дикий! Ночную сорочку зубами порвал и стал страстно осыпать белое Аврорино тело поцелуями, настолько безудержными и жадными, что иногда это даже вовсе не поцелуи получались, а укусы.
Кровать скрипела. Аврора от счастья и блаженства топила свои крики в подушке; Юрик поначалу громко и напряженно дышал, потом плюнул – перестал себя сдерживать и вдруг как заорет. В унисон раздался крик Арины.
– Ой! Проснулась! – всполошилась Аврора и, выскользнув из кровати, метнулась к ребенку.
– Ты что, с ума сошла?! – с яростью взревел Юрик и вернул жену обратно в постель.
– Она так и будет плакать, пока я ее не убаюкаю! – возмутилась Аврора.
– Две минуты-то она может подождать?! – рассвирепел Метелкин.
– Нечего орать было! – укоризненно прошептала она, но Юра ее уже не слышал – он снова завопил как резаный.
Всю ночь кричали попеременно то Арина, то Метелкин. Аврора же металась меж двух огней – то одну успокоит, то другого утешит.
– Откуда это ты такого понабрался?! Ты раньше ничего подобного не умел! – удивлялась наша героиня явно приобретенному сексуальному опыту супруга, но Юрик, перекинув жену через левое плечо, снова набрасывался на нее, любя в неистовстве и в каком-то совершенно немыслимом положении.
В ту ночь Аврора познала не меньше пятнадцати эротических поз. Скажу честно, Камасутра отдыхает. К утру, когда уже болели все мышцы и нестерпимо хотелось спать, Метелкин в одиннадцатый (!) раз набросился на нее.
– Юр! Я больше не могу, – слабо отозвалась она.
– Рядовая Метелкина! В армии нет слова «не могу»! – властно проговорил Юрик и, прыгнув на нее с разбегу, решил испробовать на практике совершенно непостижимую позу – настолько сложную, что закончилось все весьма плачевно. Руки супругов каким-то непонятным образом запутались так, что образовали за спиной Метелкина сцепленный накрепко замок, ключа от которого в природе не существовало. Ноги их переплелись намертво, подобно тому как цепкая лиана овивает рядом растущее дерево. Одним словом, не разобрать было, где чья нога, где чья рука. Ничего не скажешь – возлюбленные поистине слились воедино.
– Нет! И что теперь? – задыхаясь, с упреком, спросила Аврора.
– Да подожди! Тут надо подумать. Ты, главное, не суетись, Басенка, а то мы еще больше запутаемся.
– Куда уж больше-то?!
– Постой-постой. Если мы вместе руки приподнимем, а потом крутанемся на правый бок?.. А? Как думаешь?
– Думаю, что я себе оба плечевых сустава сломаю! Вот что я думаю! И где ты всего этого понахватался?! В армии? Да? Этому в армии учат?!
– Да ладно тебе! Чо ты привязалась-то! Два года без тебя! Это ж какой срок! Все сидел, придумывал, придумывал... – с лукавым видом произнес он.
– Врешь ты все! Такое не придумаешь! Извращенец!
– Каренина! – Юрий иногда, находясь в игривом или раздраженном состоянии духа, называл супругу Карениной. Это пошло еще со школы, когда он в присутствии двух классов и литераторши Клары Степановны сравнил красоту героини одноименного романа Л.Н. Толстого с красотой своей будущей жены. – Смотри у меня! Я вот щас возьму перевернусь резко, и не только твои плечевые суставы, но и тазобедренные кости заплачут!
– Какой ты, Метелкин, все-таки дурак! Ведь сказала ж – не могу! Зачем опять полез-то?!
– Ой-е-ей! Какие мы обидчивые! Глазки печальные! А губки бантиком! – проговорил он голосом Авроры и нежно поцеловал ее в губы. – Слушай! Кошмар какой-то!
– Что такое? – испугалась она.
– Я опять тебя хочу! Ну что ты будешь делать! Басенка, а Басенка?!
– Что?!
– А ты тут без меня ни с кем... Ну... Это... Никто тут за тобой не ухлестывал?
– Ты что, совсем, что ль?!
– Смотри, Басенка моя! Узнаю – вас обоих порешу, а потом себя! Так и знай! Потому как жизнь моя без тебя никакого смысла не имеет! Люблю я тебя безумно! Слышишь?
– Да слышу! Выпутывайся давай! Долго мы так лежать-то будем?
– О! Придумал! – крикнул Юрик, и из кроватки раздался негромкий плач Арины. – Тьфу ты! Ну чо она орет-то все время?
– Описалась, наверное! Подожди, мое солнышко! Мама с папой запутались! Сейчас мамочка освободится и поменяет тебе подгузник! Что придумал-то? Говори!
– Постарайся просунуть голову мне под мышку. Я в это время перевернусь, и, наверное, мы распутаемся!
– Да?! А если я себе чего-нибудь вывихну или сломаю?
– Но другого-то выхода все равно нет! – оптимистично прошептал ей на ухо Юрик, и лицо его растянулось в улыбке, за которую Авроре захотелось убить его и расцеловать одновременно.
