– Наверное, – пожала плечами Люба и утерла глаза.
Николай встал с кровати. Подошел к Любе и поцеловал ее в щеку:
– Ну, привет, Любовь. Давай кастрюлю. Что ты ее держишь?
– Голову помыть надо, – очнулась Люба, передавая кастрюлю Николаю. – За мной Ярослав заедет, в ночной клуб повезет.
– Что? – возмутился Николай. – Какой ночной клуб? Ничего себе!
– Ты ревнуешь? – счастливо сказала Люба. – Я там буду петь и показывать номер. Ярослав сказал, платят хорошо. Нужно ведь за уроки вокала платить. Хотя Сталина Ильясовна от денег отказывается, говорит, что для нее учить меня пению – дело принципа и чести.
«Вот что значит с Путиным вась-вась, – обдумывал информацию Николай. – Дом под офис на реконструкцию поставили, уроки бесплатные».
– Давай помогу. Воду полью, что ли.
– Ага!
Люба вытащила из пакета утку, поставила на пол. Руками раздвинула ноги и легко перегнулась, свесив голову вниз.
Николай лил воду на Любины волосы. И смотрел на ложбинку на тонкой шее. На ярко-розовые, как небо на закате, круглые, сильно торчащие уши. На белесые волоски, убегающие по спине под ажурную маечку.
– Все? – спросила Люба, когда вода перестала течь.
– Нет… – тихо сказал Николай. И прикоснулся губами к мокрой шее. – Не все…
Люба сидела, все так же перегнувшись в поясе. Вода с тонких волос со звоном падала в металлическую утку.
Глава 8
ЛЮБОВЬ, ЗАЧЕМ ТЫ МУЧАЕШЬ МЕНЯ?
Николай подошел к двери, прикрыл ее. Поставил кастрюлю на пол. Беззвучно вернулся к коляске. Приподнял Любину голову и, наклонившись, поцеловал жилку, как крик птицы бившуюся между ключиц, в яремной ямке. Потом поднял Любу на руки и перенес на кровать. Ноги Любы выгнулись в щиколотках и задрожали. Она покорно взглянула на Николая и закрыла глаза. Николай расстегнул ремень на джинсах и потянул вниз «молнию»…
– Мне в десять пятнадцать надо быть внизу, на улице, – прошептала Люба Николаю.
– Ни о чем не волнуйся, – прошептал Николай.
– Я… я тебе не понравлюсь, – вытянувшись, как солдатик, едва слышным дрожащим голосом сказала Люба. – Я не умею… Я не знаю, что нужно делать…
– Ты первый раз? – снимая ботинки, спросил Николай.
Люба едва заметно кивнула.
В комнате стало тихо. Только слышно было, как в кухне смеялись Кристина-даун и глухонемая Анжела да на улице громко распевал веселую цыганскую песню двупалый Вася.
…Люба лежала, зажмурив глаза и пряча дыхание.
Николай провел пальцем по животу Любы, помолчал и, наконец, осторожно, стараясь не выдать своей заинтересованности, задал вопрос, ради которого, собственно, и лежал сейчас в этой вонючей комнате:
– Слушай, все хотел спросить: как тебе Путин?
Люба недоуменно поводила глазами.
– Путин?
– Ну! Ты же его видела?
Люба вспомнила программу «Время».
– Видела, конечно.
– И как твое впечатление? С бизнесом порядок будет, в конце концов?
– С бизнесом – да, – поразмыслив, согласилась Люба.
Николай с облегчением вздохнул.
– А вообще…. – покачала головой Люба. – Все вокруг него так низкопоклонничают. Послушаешь: зарплаты выплачиваются, урожай небывалый, несмотря на саранчу.
– До чего ж страна холуйская! Каждый только о своей заднице думает. Хоть бы кто осмелился про бардак президенту сказать! Газетки небось подкладывают какие нужно – о росте национального продукта, об обуздании инфляции. А то и вовсе липовые газеты подсовывают, отпечатанные в одном экземпляре.
– Так бывает? – поразилась Люба.
– Ха! – сказал Николай. – Но на вид-то он тебе как показался? Ты, кстати, когда его последний раз видела?
– Вроде не глупый, – кивнула Люба. – Во всяком случае, я на него возлагаю надежды. А видела, когда он с рабочим визитом к нам в Вологодскую область приезжал, по поводу инноваций.
Глаза у Николая загорелись.
– Любовь! – весело сказал он. – Любовь, как же ты удачно на меня свалилась.
Люба затрепетала.
«Тьфу!» – сказала в сердцах коляска.
– А вот чисто теоретически? – рисуя на Любином животе спирали, спросил Николай. – О чем бы ты с Путиным сейчас поговорила?
– Об инвалидах, – смущенно прикрывая живот, ответила Люба. – Но не о себе, я ведь просто человек с ограниченными возможностями, а о тех инвалидах, кому гораздо тяжелее меня.
– Это – само собой, – согласился Николай. – А – еще?
– Про бездомных детей, про наркоманов.
– С наркотой бардак, – согласился Николай.
И встал с кровати.
– Столько молодых ребят гибнет от этой заразы, – все более тихим голосом, под конец почти шепотом, произнесла Люба, то глядя снизу вверх на Николая, то отводя взгляд. Он надел джинсы.
«И никакая это не зараза, – вдруг подала из-под кровати голос утка. – А естественный отбор».
«Кто тебе такую чушь сказал?» – возмутилась Люба.
«Никакая не чушь! Я под одним умирающим кандидатом наук лежала, – обиженно сказала утка. – И все слышала».
«Слышала звон, да не знаешь, где он», – возмутилась коляска.
«Все, кто склонен к употреблению наркотиков, вымрут от передозировки, и останется здоровое поколение», – не сдавалась утка.
«Почему тогда все, кто склонен к алкоголю, не вымерли, оставив после себя сплошных трезвенников? – уела Люба утку. – Наоборот, нарожали больных детей и пьют себе дальше».
«А я почем знаю? – обиделась утка. – За что купила, за то и продаю».
– Я так считаю, – заметил Николай, надевая ботинки, – сдохнет наркоман – туда ему и дорога. И чем быстрее, тем лучше. Естественный отбор! Поэтому наркотиков продавать нужно как можно больше, чтоб все дерьмо передохло. Но – порядок нужен в продаже. А не кто во что горазд.
– Ты думаешь? – неожиданно сказала Люба податливым голосом.
«Люба! – возмутилась коляска. – Ты почему потакаешь бесу этому? Где твоя гражданская позиция?»
«Не знаю. Наверное, не хочу, чтобы он меня бросил», – виновато сказала Люба.
«А если он тебе скажет: укради?»
Люба потерянно молчала.
«Не красит тебя, Люба, такая любовь», – строго сказала коляска.
– Тебе, может, помочь? – спросил Николай Любу.
– Нет! – испуганно отказалась девушка.
Еще не хватало, чтобы Коля увидел ее беспомощной и некрасивой.
– Я сама все сделаю. Ты только коляску подкати.
– Тогда я пошел? Внизу подожду? Заодно разберусь с этим твоим певцом.
Люба не смогла удержать счастливой улыбки: ревнует!
Николай вышел, довольно посвистывая.
«Люба!» – позвала коляска.
«Что тебе?» – неохотно отозвалась Люба, садясь на кровати.
«Сама знаешь – что…»
«Зачем ты меня мучаешь? Ну, права ты! Тысячу раз права! Я не должна была соглашаться с Колей насчет наркоманов и вообще…»
