ничего.
Этого уровня общения с ним мне действительно достаточно. Точнее я думаю, что достаточно.
Макс же… С Максом мы так и не общаемся, и теперь я по-настоящему понимаю, что такое жить, как соседи. Прежде мы все же жили хотя бы как приятели.
Муж не спешит оправдываться или объясняться, я же… я не хочу начинать первая говорить с ним, и когда у меня заканчиваются деньги я занимаю у Майи. Готовлю дома я теперь по минимуму и то только Леночке, сама как и прежде практически не ем. И, если прежде при таком же питании и ритме жизни, мой вес держался на определенном уровне, то сейчас за прошедшую неделю я худею на целых шесть килограммов. И дело, кажется, ни в волнении, ни в плохом аппетите, а в том, что в моем животе поселились бабочки… они летают, шумят своими невесомыми крылышками и изгоняют из меня весь мой вес.
Другого объяснения этому у меня нет. Признаваться самой себе, что я влюбилась в Степана я не хочу. Мне спокойнее думать, что я влюбилась в то состояние спокойствия и безмятежности, которое я испытываю рядом с мужчиной. Ведь я разрешила же себе не думать ни о чем пока он рядом. Ни о проблемах, ни об обязательствах.
И мне так спокойно и хорошо. Действительно спокойно и хорошо. По настоящему спокойно и хорошо.
— Собери все необходимые Леночкины вещи, — это первые словами моего мужа после того памятного ужина с его родителями.
— Какие вещи? Зачем? — я даже с места вскакиваю, хотя спокойно до этого пила чай.
— Мои родители ждут нас у себя на выходные. У меня поехать не получается, поэтому поедешь ты.
— Но вещи мне собрать надо Леночкины? Так?
— Ну ты же не поедешь без вещей, значит и свои соберешь.
— А заранее об этом сказать никак нельзя было? — начинаю закипать я еще больше.
— Марина, с тобой невозможно общаться в последнее время, — Максим тяжело вздыхает и недовольно поджимает губы
— Так ты и не общаешься! — я кричу и взмахиваю руками. То ли со злости, то ли от бессилия, а может быть все вместе, ведь одно вытекает из другого. Я никогда раньше не поднимала голос в ссорах. Любых. Будь то парни, подруги или (Боже упаси!) мама. Но сейчас же… сейчас я, кажется, просто не в состоянии спокойно разговаривать со своим мужем. Стоит только услышать его голос, и меня буквально трясет от злобы.
— Потому что с тобой невозможно общаться, — повторяет он, не в пример мне спокойно.
— Не ври, — я беру кружку и выливаю чай в раковину. Тщательно мою посуду, а затем поворачиваюсь к мужу и четко говорю, — я никуда не поеду.
— Марина…
— Что Марина? Ты неделю со мной не разговариваешь. Ходишь обижаешься. Хотя это я… Это я! — опять кричу я, — это я должна обижаться на тебя. Потому что ты скрывал нашу дочь от собственных родителей. Врал им, врал мне. Врал всем! А по итогу обиделся у нас ты. Замечательно. Просто замечательно, — я откидываю уже чистые ложки с вилками обратно в раковину и опираюсь ладонями о кухонную столешницу. Начинаю часто дышать, пытаясь хоть как-то успокоиться.
— Отец же сказал, что вы встретились случайно и… — вкрадчиво говорит муж, я же разжимаю ладони, стучу ими по столешнице несколько раз, а затем опять оборачиваюсь.
— Не нужно тут меня в чем-то подозревать. Случайная встреча никак не отменяет возможность разговора, правда? И почему ты допускаешь, что твоя мать не поинтересовалась у совей невестки какого фига та вообще та себя так странно ведет и не показывает им внучку? А? Как ты думаешь мне приятно было слушать это все от твоей матери! От человека, которого я второй раз вижу в жизни! Как думаешь?
Я кричу и уже даже не пытаюсь успокоиться, периодически стучу себя ладонью по груди и время от времени отталкиваю руки мужа, который, о, чудо, кажется, пытается меня успокоить.
Меня же несет.
Кажется, первый раз в жизни я настолько зла, настолько, что не слежу за собственными словами и поведением. В какой-то момент Максиму все же удается прижать меня к себе, и заставить замолчать, подставив моему носу свое плечо. Я медленно вдыхаю вкусный запах мужского парфюма и, кажется, даже начинаю успокаиваться, пока не ощущаю прикосновение мягких губ к своему виску, а затем и скуле. Максим спускается поцелуями все ниже, подхватывает мой подбородок и пытается оторвать мою голову от своего плеча, но куда там, меня всю покрывается изморозью и тело начинает бить крупной дрожью. Я не хочу, чтобы меня целовал он. Только не он.
Я что есть мочи отталкиваю мужа, хватаю со стола телефон, в коридоре сумку, пальто и туфли и выбегаю из квартиры. Обуваюсь и одеваюсь уже в подъезде, а выйдя из него пишу мужу сообщение:
"Тебе надо ехать к родителям, вот бери Леночку и езжай, а меня не трогай, пожалуйста! Я к Майе".
И я действительно иду к Майе, собираюсь идти именно к ней. Мечтая высказать подруге все, что во мне накипело, собираясь впервые поделиться с ней новостями и о Степане, и о родителях Макса. Но, что-то в моей голове словно щелкает в очередной раз. Я замираю, а затем, больно прикусив губу, достаю телефон и набираю номер Степана. Я специально звоню, потому что понимаю — еще мгновение и я передумаю.
— Марина? — мужчина, определенно удивлен, потому что прежде мы никогда не созванивались, лишь переписывались.
— Я очень хочу тебя увидеть, — говорю я и не сразу понимаю, что начинаю всхлипывать. — Сейчас, Степ.
— Где ты? Мариш, что случилось?
— Пожалуйста, Степ…
Мужчина продолжает допытываться где я, а я просто не в состоянии больше, что-либо ему ответить. Я начинаю плакать. Губы дрожат, так же как и пальцы, когда я скидываю вызов. Я оглядываюсь и не понимаю, просто не понимаю, как я вообще могла опять оказалась у той самой скамьи. Открываю мессенджер, чтобы написать Степану где я нахожусь, но на удивление вижу на кране непрочитанное входящие:
"Жди меня там, через семь минут буду".