на самом деле злилась. И верила, что может осуществить свою угрозу.
– Уйду! И ты больше ко мне не приблизишься! Отпусти!
– А если нет?
Я перехватил тонкие запястья и заглянул в злое, пылающее лицо. В её глазах застыли слёзы, но она не вызывала жалости, а пыталась быть достойным противником. Показать зубы.
– Я не стану рожать от тебя! – выплюнула она мне в лицо. – И не надейся! А если залечу, сделаю аборт!
И довольная произведённым эффектом посмотрела с вызовом.
– А ну, замолчи! – встряхнул я её довольно ощутимо, но она лишь засмеялась, запрокинув голову.
– Уйду! И ты…ай!
И схватилась за щёку, в которую прилетела пощёчина. А потом и вторая.
– Не смей даже думать об этом, слышишь! – говорил я медленно, спокойно, но под этим спокойствием по жилам разливалась ярость. Огонь, который сейчас вырвется и пожрёт нас обоих.
Белоснежка отступила и всё также с удивлением, посмотрела на меня с ужасом. Шаг, второй, она пятилась и молчала, пока не натолкнулась на письменный стол.
– И не смей никогда диктовать, что я должен делать! – произнёс я дальше наступая.
Синие глаза распахнулись, губы задрожали, но я больше не желал смотреть в её лицо, целовать губы, произносящие такое дерьмо!
Резко развернул её спиной и, надавив на шею, заставил опуститься грудью на стол. Вниз полетели папки с документами, флешки, которые я успел приготовить, чтобы поработать.
Что ж, это тоже работа. По воспитанию покорности.
– Будешь отрывать свой рот тогда, когда я тебе позволю! – произнёс я и, задрав подол платье, отодвинув в сторону тонкую ткань трусиков, резко вошёл в почти сухую пизду.
Белоснежка застонала и вскрикнула, но я не обращал на неё внимание, а продолжал быстро и резко трахать, по-прежнему держа руку на задней поверхности её шеи. Чтобы не дёрнулась и не посмела встать.
От вида её распластанного по столу тела, я заводился ещё сильнее. И чувствовал, как она стала увлажняться, хотя продолжала всхлипывать, прикусив костяшку указательного пальца.
Тонкая хрупкая спина дёргалась вниз и вверх, стоны интриганки стояли у меня в ушах, и я ни за что не поручился бы, чего в них было больше: жалости, страха или похоти.
Кончал я долго, с наслаждением чувствуя, как содрогается её тугая пиздёнка. А потом вышел, застегнул брюки и обернулся к Белоснежке.
Она уже встала на ноги, опустила задранное платье, но избегала прямого взгляда. И не смела уйти. Так и стояла, сцепив пальцы в замок.
Я видел, как ей этого хочется. Помыться, содрать мочалкой мои следы с её кожи, но я ей никогда не позволю забыть о себе.
Я подошёл ближе, она вздрогнула, но не посмела отпрянуть. Двумя пальцами взял за подбородок, чтобы наши взгляды встретились.
– А теперь убирайся! Ещё раз услышу такие речи, так просто не отделаешься. Поняла?
– Да.
Её голос звучал глухо, но слёз больше не было. Белоснежка всё ещё считала себя несломленной, это мне в ней и нравилось. Какой бы унизительный ни был для неё секс, она делала вид, что это не изменит её позиции.
– Тогда пошла вон!
Я отпустил её и повернулся спиной. Вскоре громко хлопнула дверь, и стало совсем тихо.
Спустя минуту я выглянул в коридор. Никого. Белоснежка ушла к себе.
Наверное, плакать или строить планы мести. Мы поговорим обо всём спокойно и на днях.
А Яну и впрямь надо бы заменить, не надо больше, чтобы они постоянно сталкивались. Заменю обязательно, когда найду, кем.
* * *
Следующие пару дней мы с Максимом не виделись. Яна тоже не попадалась на глаза, хотя я знала, что её не уволили. К счастью, мы не сталкивались лицом к лицу, я не слышала её нагловатого тона, а когда спросила Ларису, прислуживающую мне за столом, женщина ответила:
– Так хозяин приказал. И просил передать вам подарок, он уже ждёт наверху.
Я усмехнулась. Наверное, цветы или коробочка с бриллиантовыми серьгами.
Помнится, я мечтала о них и получила на свадьбу вместе с кольцом и подвеской из белого золота. Мама тогда сказала, что этот набор стоит целое состояние, но мне было без разницы.
Я хотела обладать бриллиантами от Ветра – камнями любви от любимого. Знака того, что я принадлежу ему. И я носила их с гордостью, будто каждый, кто увидит их на мне, сразу поймёт: это женщина Максима Ветрова. Это его жена.
А сейчас… Я любила Максима, в этом не было сомнений, но понимала, что так дальше продолжаться не может. Нам лучше разъехаться сейчас, пока мы не связаны ребёнком.
Много ночных часов я провела в этих мыслях без сна, но так и не нашла в себе силы предстать перед ним и сказать: «Я ухожу. Люблю, но ухожу, чтобы не начать ненавидеть».
И вот сейчас он подарил мне что-то, чтобы загладить вину. Ветер никогда не умел просить прощения, он сам это признавал, но и отмалчиваться и делать вид, что ничего не случилось у него не получалось.
Я бы не перестала дуться, и мне импонировала мысль, что мужу на это не наплевать. Он хотел моего хорошего отношения. Хотя и не заслуживал.
После обеда я не спешила наверх. Хотелось подумать.
Я сидела, листая Золя в библиотеке, и никак не могла вникнуть в смысл прочитанных строчек.
«Зачем хотеть или не хотеть, если никогда не выходит так, как хочешь?» На страницах его романа «Дамское счастье» наткнулась на прелюбопытный диалог:
«– Знаете, они ведь отомстят?
– О ком это Вы? – спросил Мурэ, уже потерявший нить разговора.
– О женщинах.
Муре повеселел ещё больше; и тут перед собеседником обнаружился весь его цинизм,
