себя в руках при нем. И надеюсь, что он скоро поймет, что я действительно хочу как лучше для всех.
Сара кивнула, но не выглядела убежденной.
Натали отказывалась переживать по этому поводу.
Много лет назад Таннер Коллинз разбил ей сердце. Она не позволит ему сделать это дважды.
Утро вторника превращалось в кошмар.
— Как это могло случиться?
Танер выплюнул кислое вино и уставился на Хэла. Он был таким аккуратным в этот раз. Дотошным. Даже больше обычного. После приезда Натали и возможных последствий ее визита он дважды обдумывал каждое действие. Ему нельзя ошибаться.
— Это единственная цистерна?
— Всего две, насколько я успел выяснить. — Хэл покачал головой и выругался вполголоса.
— Две? — Таннер прислонился к холодной нержавеющей стали и подождал, пока помещение перестанет кружиться. Боже, пожалуйста, пусть будут только они. — На две больше, чем надо.
Хэл пожал плечами:
— Такое случается, Таннер. Могло быть и хуже.
— Цистерны были чистыми. Хэл, я сам все проверил дважды. Не понимаю.
— Мы проведем исследования. Посмотрим, сможем ли понять, как это произошло. Не переживай.
Таннер закрыл глаза. Только этого не хватало. Особенно на фоне всего прочего.
Он схватил с ближайшей полки стакан и прошел к следующей цистерне. Попробовал. Поперхнулся и сплюнул испорченную жидкость на бетонный пол.
— Я говорил. — Хэл помрачнел и сунул руки в карманы. — Это только меритидж [4]. Все остальные должны быть в порядке.
— «Должны быть» недостаточно. — Мимо шла кошка, и Таннер пнул ногой воздух. — Я хочу, чтобы завтра утром все были на рабочем месте. Я хочу знать, кто что трогал. Я хочу точно знать, кто был здесь, а кто не был, и хочу...
— Таннер. — Пристальный взгляд Хэла прервал тираду Таннера. — Ты можешь допросить каждого вплоть до этих клятых кошек, как по мне, но урон уже причинен. Прими это, сынок.
— Хэл... извини.
Сейчас Таннеру нужна была тысяча чудес. Ему хотелось проснуться и оказаться дома, в своей кровати, готовым начать день заново. Только это желание одолевало его вот уже три месяца и до сих пор не сбылось.
— Переживем. Мы осушим эти цистерны, вычистим их и начнем снова. Все будет хорошо.
Таннер вздохнул и пожелал себе хоть кусочек оптимизма старика. Они пересекли двор и вошли в кабинет Таннера.
Хэл оглядел помещение и одобрительно присвистнул:
— Выглядит по-другому.
Таннер рыкнул и отказался развивать тему.
Он налил чуть теплый кофе в две кружки, и они сидели в молчании. Через некоторое время Хэл поставил свою кружку, зацепил большие пальцы за шлевки брюк и уставился на свои ботинки.
— Что ты знаешь о депрессиях?
Он поднял голову, его глаза были полны вопросов.
— О депрессиях? Немного. А что?
Таннер откинулся на спинку кресла и внимательно всмотрелся в старика. Если бы Хэл демонстрировал признаки депрессии, он наверняка заметил бы. На его взгляд, друг выглядел хорошо, но Таннер не врач.
— Не смотри на меня так, — свирепо глянул на него Хэл. — Не я. Натали. Я думаю, у нее депрессия.
— У Натали?
Таннер подавился смехом. Все, что он видел в этой упрямой женщине, возражало против этой гипотезы. Да, возможно, она немного нездорова, но депрессия? Маловероятно.
— Когда-то ты хорошо знал ее, Таннер. На твой взгляд, она похожа на себя? Она выглядит счастливой?
— Счастливой? — Они направлялись в область, исследовать которую Таннер не имел никакого желания. — Хэл. Мы с твоей внучкой были друзьями сто лет назад. Я больше не знаю ее и вряд ли пойму, счастлива она или нет.
И мне все равно. По крайней мере, так он говорил себе вчера, когда его сердце защемило при виде ее страданий во время разговора о Николь.
— Она кажется ужасно тихой, — настаивал Хэл. — Я знаю, что она сидит в конторе без перерыва. Мало ест. Почти всегда усталая, неразговорчивая, хотя она всегда была такой. Мне кажется, что здесь ее одолевают нежелательные воспоминания.
— Тогда ей не следовало приезжать.
Таннер пожалел о резких словах, как только произнес их.
— Ты все еще думаешь, что она собирается нас продать.
Тихая фраза прозвенела в кабинете и уселась на Таннера, как оса, готовая всадить жало в плоть.
— Логичный вывод в сложившихся обстоятельствах.
— У тебя проблемы с доверием, сынок.
Хэл посмотрел на него фирменным взглядом. Взглядом, который говорил: «Я знаю тебя, знаю, от чего ты прячешься и что чувствуешь на самом деле». Взглядом, от которого Таннер не мог отвертеться, даже когда ему было десять лет.
Когда мама объявила, что они переезжают в Соному, где она выросла, Таннер был в ярости. Мало того, что семья распалась, так еще им придется начинать все заново в незнакомом месте. Он бунтовал. Три недели отказывался разговаривать с кем бы то ни было. Пока Хэл не нашел его среди виноградника, отвел в сторонку и образумил.
Сейчас Таннер уже не помнил, что сказал Хэл, но помнил, что испугался старика. Через два дня Хэл взял его на рыбалку, и у Танера появился новый лучший друг.
Который теперь испытывал его последнее терпение.
— Хэл, мы оба знаем, что ее сюда прислал отец. Он хочет закрыть это место.
— Это не совсем правда. Может, у Билла и есть навязчивая идея насчет винодельни, но Натали позвал я.
— Что? — Таннер в замешательстве подался вперед. Улыбка Хэла совсем не избавляла от ощущения, что он только что провалился в кроличью нору. — Ты попросил ее приехать сюда?
— Я. Натали — моя козырная карта, сынок. Это место закроется, только если она сделает это сама.
Зашибись.
— Тогда нам кранты.
— Не так быстро. — Хэл улыбнулся. — Я не уверен, что Натали согласится с отцом.
Старик бредит. Таннер подавил эту мысль. Ему не нравилось напряжение между ними.
— Я несогласен.
— О, я вижу. — Хэл задумчиво потер подбородок. — Но я чувствую. Мы с Грейс так долго и усердно молились, чтобы оставить эти акции Натали, и...
— Только не это, — заворчал Таннер, откинулся на спинку кресла и накрыл глаза рукой. — Ты правда собираешься сидеть и рассказывать мне, что Натали Митчелл владеет половиной «Майлиос», потому что Бог велел вам с Грейс отдать ее ей?
Тишина сказала ему то, что он и
