В то время, как я слышу стук посуды в раковине, я мчусь по лестнице, пытаясь создавать, как можно, меньше шума. Я закрываюсь в ванной и прислоняюсь к двери, как бы подпирая ее. Я снимаю всю одежду, в спешке чуть не разрывая ее, и осторожно, не смотря вниз на себя, шагаю под ледяной душ, тяжело дыша от потрясения. Вода настолько холодная, что причиняет боль, но мне все равно ― это облегчение. Я должен остановить это… это безумие. Просто стоя там какое-то время с плотно закрытыми глазами, мое тело начинает неметь, и расслабляются нервные окончания, стирая все следы моего предыдущего возбуждения. Душ успокаивает скачущие мысли, ослабляет давление безумия, которое начало уничтожать мой мозг. Я прислоняюсь к стене, позволяя ледяной воде омывать мое тело, пока сам могу лишь сильно дрожать.
Я не хочу думать ― до тех пор, пока я не буду думать или чувствовать, все будет хорошо, и я вернусь в норму. Сидя в спальне за письменным столом в чистой футболке и беговых шортах, с влажных волос мне на шею стекают холодные ручейки, я корплю над квадратным уравнением, пытаюсь удержать цифры в голове и найти смысл в числах и знаках. Я повторяю формулу себе под нос, исписывая расчетами страницу за страницей, и постоянно ощущаю брешь в созданной мною броне, через которую в мозг проникает тонкий луч света. Я заставляю себя работать сильнее, быстрее, откинув все остальные мысли. По громким голосам в коридоре и стуку тарелок в кухне внизу я смутно осознаю, что вернулись все остальные. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы отключиться от всего этого. Когда заходит Уилла, чтобы сказать, что они заказали пиццу, я отвечаю ей, что не голоден: мне нужно до вечера закончить главу, я должен работать над каждым упражнением на максимальной скорости, у меня нет времени останавливаться и думать. Все, что я могу делать ― работать, иначе сойду с ума.
Звуки в доме накрывают меня белым шумом, вечерние дела на этот раз происходят без меня. Спор, хлопанье двери, мамин крик ― мне все равно. Они могут разобраться сами, они должны разобраться сами, а я должен сосредоточиться, пока не поздно, так как потом я смогу лишь рухнуть в постель, а затем настанет утро, и больше ничего не будет. Все станет на свои места ― но о чем это я говорю? Все и так хорошо! Я просто на какое-то безумное мгновение забыл, что Мая моя сестра.
Остаток выходных я провожу, закрывшись в своей комнате, зарывшись в школьных заданиях, и оставляю Маю в покое. На занятиях в понедельник я с трудом сижу спокойно, нервничая и беспокоясь. Мой разум стал рассеянным ― я одержим множеством различных ощущений одновременно. Как свет огней поезда в темноте, в моем мозгу вспыхивает свет. Порок медленно стискивает мою голову, сжимая виски.
Когда вчера ко мне зашла Мая, чтобы пожелать спокойной ночи и сказать, что она оставила мой ужин в холодильнике, я не смог даже повернуться, чтобы посмотреть на нее. Сегодня утром я накричал на Уиллу, тем самым доведя ее до слез, вытащил Тиффина за дверь, сделав ему больно, полностью проигнорировал Кита и рявкнул на Маю, когда та в третий раз повторила мне, что я не прав… Я становлюсь конченным человеком. У меня такое отвращение к себе, что мне хочется вылезти из собственной кожи. Мой разум постоянно возвращает меня к тому танцу: к Мае, ее лицу, прикосновениям, тем ощущением. Я продолжаю повторять себе, что такие вещи могут происходить, что они не редкость. В конце концов, я всего лишь семнадцатилетний парень ― все, что угодно, может завести меня. Только из-за того, что это произошло во время танца с Маей, оно ничего не значит. Но одних слов недостаточно, чтобы успокоить меня. Я отчаянно пытаюсь убежать от самого себя, поскольку правда заключается в том, что это чувство до сих пор там ― возможно, оно там было всегда. И теперь, когда я признал его, боюсь, что как бы сильно мне ни хотелось, я никогда не смогу вернуть все назад.
Нет, это смешно. Проблема в том, что мне нужно на кого-то переключить свое внимание, какой-то объект желания, девушка для фантазий. Я осматриваю класс, но никого подходящего не нахожу. Привлекательные девушки есть. Но девушки, за которой можно ухаживать, ― нет. Она не может быть просто лицом или телом, в ней должно быть что-то большее, какая-то связь. Но я не могу и не хочу ни с кем связывать себя.
Я отправляю Мае сообщение с просьбой забрать Тиффина и Уиллу, пропускаю последний урок, иду домой, чтобы переодеться для бега, и плетусь по промокшей территории местного парка. После славных выходных этот день серый, мокрый и жалкий: голые деревья, жухлая листва и скользкая грязь под ногами. Воздух холодный и влажный, тонкая пелена мороси капает мне на лицо. Я бегу как можно дальше и быстрее, пока земля у меня под ногами не начинает мерцать, а мир вокруг расширяться и сокращаться, кроваво-красные пятна пляшут в воздухе передо мной. В конце концов, мое тело пронзает боль, заставляя меня остановиться, и я возвращаюсь домой, принимаю еще один ледяной душ и работаю до тех пор, пока остальные не возвращаются и не начинается повседневная работа по хозяйству.
Большую часть коротких каникул я играю на улице с Тиффином в футбол, пытаюсь завязать разговор с Китом и играю в бесконечные прятки и игру “Угадай кто?” с Уиллой. Ночью после того, как мой мозг отключается от переизбытка информации, я переставляю кухонные ящики и шкафчики. Я прохожу по спальне Тиффина и Уиллы, собирая одежду, из которой они выросли, и игрушки, в которые они уже не играют, и тащу их в благотворительный магазин. Я или развлекаю, или убираю, или готовлю, или занимаюсь учебой. Поздно ночью я просматриваю исправленные записи, разглядываю книги до самого утра, пока мне ничего не остается, как свернуться на кровати и забыться коротким глубоким сном без сновидений. Мая все время отмечает мою нескончаемую энергию, а сам я чувствую онемение, совершенную пустоту от попыток постоянно чем-то себя занять. Отныне я буду просто делать и не думать.
После школы Мая занимается курсовой работой. Если она и замечает изменения в моем поведении по отношению к ней, то ничего не говорит об этом. Может, она тоже с того дня чувствует неловкость. Возможно, она тоже понимает, что между нами должна быть дистанция. Мы разговариваем друг с другом настолько осторожно, как если бы босая нога избегала осколков стекла, ограничивая обыденными вещами наш краткий обмен репликами: дела в школе; способы убедить Кита взять на себя стирку; вероятность того, что мама будет трезва на родительский вечер; развлечения на выходных для Тиффина и Уиллы; запись к стоматологу; как остановить протекание холодильника. Мы никогда не остаемся наедине. Мама все больше отдаляется от семейной жизни, давление от попыток сочетать школьную и домашнюю работы усиливается, и я с радостью принимаюсь за бесконечные хлопоты: они не оставляют мне времени на раздумья. Ситуация начинает улучшаться ― я возвращаюсь к нормальной жизни. Пока однажды поздней ночью в моей спальне не раздается стук в дверь.
