Я вхожу в дом следом за Аньезе и Пенелопой. Аньезе указывает мне на стул в кухне. Моя задача — не помогать им, а развлекать разговорами, пока они будут готовить. Кухня — самое большое помещение в их доме. Посередине стоит огромный стол с двенадцатью стульями вокруг него. В углу — еще один длинный стол, для готовки. Аньезе и ее дочь разворачивают один из свертков, достают свежую рыбу, приправляют ее лимоном и травами и кладут в духовку. Я слежу за их слаженными действиями. Никто не командует, никто никого не одергивает. Кажется, я все время говорю Селесте, что и как надо делать. А тут передо мной мать и дочь, которые любят друг друга и уважают право другого делать что-то по-своему.
После обеда я сую ноги в сандалии и подхожу к зеркалу. Не пудрюсь, а только подкрашиваю губы помадой. Дух молодости, который исходит от Аньезе, передался и мне. Нос у меня уже немножко обгорел. Я снова становлюсь похожей на счастливую девочку, какой когда-то была.
Я отправляюсь гулять по городу. Поднимаюсь по холму туда, где в нашем Розето была бы Честнат-стрит. На вершине холма стоит церковь. Я открываю дверь и вхожу. Разглядываю потрясающие фрески, изображающие жизнь Святой Марии. Я улыбаюсь: художник увидел Богородицу красивой, с алыми губами и огромными голубыми глазами.
Из ризницы появляется приходской священник, и я в тысячный раз удивляюсь, зачем Ренато выбрал этот путь. Мне становится стыдно за свои мысли. В конце концов, я только что потеряла мужа. У нас с ним была семья, общее дело и общая жизнь. А теперь меня снова захватила мысль о Ренато Ланзаре.
Я выхожу из церкви на залитую солнцем площадь и вижу группу школьников. Смеясь и весело болтая, они идут вверх по улице. Когда они сворачивают за угол, чтобы подойти к церкви, я вижу, что они старше, чем я думала: не школьники, а скорее студенты. Они говорят по-итальянски, но в их речи слышится американский акцент. Что они тут делают?
У меня холодеет сердце. Меня мучает какое-то предчувствие, но я не успеваю сообразить достаточно быстро.
— Нелла! — слышу я мужской голос, и меня охватывает радость, смешанная со страхом. — Что ты здесь делаешь?
Это Ренато. Я поворачиваюсь к нему. Он поседел, но его волосы по-прежнему густы. Он одет в белую рубашку и брюки цвета хаки. Куда делась сутана?
— Я тут с родителями. А ты как сюда попал?
— Со своими студентами из Университета Святого Иоанна. Мы едем в Апулию. А по пути я хотел показать им, где жили мои предки. К тому же тут в церкви потрясающие фрески.
— Да, я видела.
— Ты как? — спрашивает он.
— Нормально. Франко всегда мечтал посмотреть на настоящий Розето, поэтому я решила, что должна приехать сюда.
— Тут совсем как дома, правда?
Я киваю. Ренато рассуждает о природе, о красоте, об искусстве. Я понимаю, что он нервничает.
— Надолго ты тут? — спрашиваю я.
— На несколько дней. Потом мы едем в Рим.
Я смотрю на его студентов:
— Можно я украду у вас преподавателя на один вечер?
Они смеются, а одна девочка с улыбкой говорит:
— Он ведь священник.
— Это я прекрасно знаю, — замечаю я, глядя в глаза Ренато. — Я живу в доме сто двадцать семь на улице Тэста.
— Я зайду в семь, — говорит он и снова обращается к студентам: — Идемте смотреть фрески.
Я медленно спускаюсь с холма. Как странно, что я встретила здесь Ренато. К чему бы это? Шагая по улице Примо, я замечаю свое отражение в витрине. Снова ставшие непослушными волосы сияют на солнце, ветер развевает юбку — я похожа на молоденькую девушку. Я, конечно, знаю, что давно уже не молода, но сейчас по крайней мере выгляжу молодой.
На окраине Розето-Вальфорторе на реке Фортор есть старая гостиница, а в ней — ресторан. Место тут очень живописное. Гостиница похожа на древнюю каменную крепость, а вокруг расстилаются сады. Ренато подводит меня к столику у окна, из которого открывается вид на реку.
— Ну как тебе? — спрашивает он, выдвигая для меня стул.
— Чудесно, — искренне говорю я.
Аньезе дала мне свою белую льняную юбку и розовый джемпер. Она настояла на том, чтобы я надела ее вещи: все, что я привезла с собой, смотрится слишком пафосно.
— А где твоя сутана?
— Я не хожу в сутане во время поездок.
— Зря.
— Ты думаешь, сутана отпугивает женщин? Наоборот.
Я предостерегающе поднимаю руку:
— Стой! Не хочу больше ничего знать.
Мы оба смеемся. Мне кажется, что только вчера мы с ним были на берегах озера Минеи.
— Ренато, ты знаешь меня с четырнадцати лет. Скажи, как я выгляжу?
Ренато откидывается на спинку стула.
— Прости меня за то, что напрашиваюсь на комплимент, но мне только что исполнилось пятьдесят. И я вдруг стала чувствовать себя старой. Франко умер. Я теперь вдова. Меня не покидает ощущение, что жизнь закончилась.
Я не могу сдержаться, не могу не поделиться с ним своими мыслями и чувствами. Мне нужно выговориться. К нашему столику подходит официант. Ренато выбирает вино. Официант спрашивает, что мы будем есть.
— Принесите что-нибудь вкусное, на ваш выбор, — говорит Ренато. Официант рад отнести такой заказ повару. — Ты не старая. И по-прежнему красивая. Даже еще красивее, чем раньше.
— Ты просто вежливый.
Я провожу рукой по волосам. Они густые и приятные на ощупь. Никогда больше не буду пользоваться лаком для волос.
— Да, я вежливый. Но я говорю правду. Тебе повезло. У тебя такое лицо, которое всегда выглядит молодым.
— Может, ты просто видишь меня такой, какой я когда-то была.
— Нет, я вижу тебя такой, какая ты есть. — Ренато наливает вино в мой бокал. — Что с тобой случилось? Тебя же никогда не волновало, красивая ты или нет, а теперь вдруг…
— Пытаюсь понять, почему мне в жизни ничего не удалось.
— В смысле?
— Франко умер, все еще мечтая отправиться со мной в путешествие. Селеста считает, что я плохая мать. Фрэнки отшучивается, но ясно: он тоже думает, что его мать не добрый ангел, а холодный капиталист. Им кажется, что меня всегда интересовала только работа, что я всегда хотела только денег.
— И это правда?
— Я всегда была амбициозной, Ренато. Всегда.
— Выходит, у них была обеспеченная жизнь?
— У них было все, что душе угодно.
— Чего же им не хватало?
— Меня.
— Значит, они тебя любят и жалеют, что не могли проводить с тобой больше времени. Разве это плохо?
— Наверное, нет.
— Иногда я отдал бы все на свете, лишь бы мой отец был жив. Моя мать умерла, когда мне было пять. Я искал ее в каждой женщине. В некотором смысле — до сих пор ищу. Нас всех мучит ощущение, что жизнь могла бы сложиться по-другому. Но человек выбирает что-то одно и должен учиться жить с тем, что есть, и радоваться этому.
