загнать ее в ловушку и простить ей покушение на моих близких.
Вспыхнувшие негодованием щеки Милены говорили о том, что мой ответ ее разозлил.
— Пусти! — предприняла она попытку выдернуть свою руку из моего захвата.
А я этого и ждал. Всего на мгновенье стоило Милене потерять контроль над эмоциями, и она не успела отреагировать, мгновенно оказавшись в крепком капкане моих рук.
— С тобой как на войне, Малышка, — прошептал я, победно ухмыляясь.
Мои руки, словно никогда женщину не трогали, безудержно сминали хрупкое тело, стискивая в крепкие оковы. Запах Милены окутал мозг дурманом моментально. Пекло уже не только зад, пламя охватывало все тело, буквально сжигая меня изнутри только от того, что я чувствовал ее мягкие изгибы под ладонями.
Большие глаза выдавали принцессу с головой, и даже их цвет холодной стали не мог скрыть бушующие в них чувства.
Милена тихо выдохнула, раскрыв свой пухлый ротик, созданный для того, чтобы доставлять мужчине много и часто... Эти мысли явно не способствовали моему собственному эмоциональному равновесию.
Ситуация безумная, как в дрянной мелодраме, где у героев есть только невероятное притяжение, страсть и желание, но слишком много препятствий, что, кажется, нет выхода, нет шансов.
Размышляя об этом, я медленно очерчивал подбородок Милены большим пальцем, едва касаясь призывно приоткрытых губ.
— Тебе идет рыжий, Малышка, — продолжаю мурчать я, как прибившийся к ласковой хозяйке бездомный кот. — И каблуки тоже. Их мы оставим. А вот от платья придется избавиться.
Милена мелко дрожит в моих руках и теряется, и ее реакция на меня возбуждает еще больше.
— Отвали от меня, Тимми! Убирайся к своей невесте! — сопротивляется нахалка и мне, и собственным желаниям.
Ну уж нет. Это уже слишком!
— Ни за что, — уверенно отвечаю я и впиваюсь в ярко-красные губы, стирая нахрен яркую помаду.
Толкнулся языком в рот, и словно в голове кто-то выключил рубильник, отключая мозг. Первое прикосновение смыло горячим цунами жадности этого крышесносного поцелуя. Сталкиваясь зубами, лаская небо языком и будто пытаясь высосать всю ее сладость, неудержимо ловил ее губы в плен. Вместо тысячи слов этот поцелуй говорил за нас. Когда, соскальзывая, губы в порыве снова устремлялись целовать, ласкать и слизывать райский нектар. Когда весь мир вокруг взорвался и застыл в мерцающих огнях. Когда нет сил остановиться, оторваться, отпустить…
И только лишь немного утолив тоску, один из нас трезвеет ненадолго.
— Скотина! Подлая… и… похотливая! Отпусти, — вырываясь, шипит на меня строптивая.
— Я тоже по тебе скучал, — искренне заверяю я, подталкивая извивающееся тело к стене под ее окном.
Не отпущу. Скорее всего, уже никогда. Тот мимолетный взгляд в окне сказал о многом. Сомнений не осталось — она моя, стоять нашим щеткам в одном стакане до конца дней.
Случись сегодня иные, более благоприятные обстоятельства, я бы и бочке применение нашел. Как и обещал — перегнул бы и…
А пока пришлось довольствоваться малым. Словно рехнувшийся бронепоезд, всем корпусом прижал Милену к стене, слетая с катушек от трущейся тяжелой груди о мою.
— Скотина! Животное… — ласкал мои уши нежный голос.
Милена дернулась, ударила своими кулачками по плечам, царапала шею и грудь, но куда ей против такой туши. Лохматая гора с хлещущим из ушей тестостероном попросту расплющила хрупкую девчонку по стене.
— Еще один вечер, Малышка. Один шанс, — бормочу я, вырывая из памяти заготовленные фразы и пропускаю мимо ушей еще пару ласковых. Что-то про парнокопытных и блудливых.
Сопротивляться жгучему желанию становиться все сложнее. И сколько бы мы, мужчины, ни говорили, что можем управлять своими инстинктами, всегда наступает момент, когда это уже не поддается контролю. Все ощущения с Миленой не имеют ничего общего ни с кем прежде. Это нечто иное. И это сводит меня с ума.
Член гудит так, что украденных поцелуев уже катастрофически мало. Толкаюсь им в развилку ног, пытаясь облегчить страдания окаменевшего бедолаги. Я чувствую, как откликается ее тело, ее желания и эмоции, как быстро колотится ее сердце. И теряю разум от этого.
— Сладкая, девочка моя… — хрипло бормочу я, соскальзывая губами по шее к пульсирующей венке, и тащусь от касаний влажных волос. — Потрясающая.
Красивая, желанная девушка после душа неизбежно направляет мысли только в одно русло. Но, как часто это бывает, у красивой всегда найдется пара вредоносных тараканов.
— Кобель международный! Я тебя в Интерпол сдам! — брыкается Милена, лихорадочно царапаясь и кусаясь. — Что тебе от меня нужно?
Знаю, нужно было говорить какую-нибудь ерунду, из тех, что бабы любят. Но мне хотелось немного встряхнуть свою дерзкую девчонку. Подкинуть дров в разгорающийся костер.
— Хочу трахнуть тебя. А потом еще раз трахнуть кончившую. Чтобы уже мокрая и горячая сжимала мой член и продолжала течь. А потом еще и еще. Чтобы наутро ни ходить не могла, ни сопротивляться. Так бы и лежала в моей постели с раздвинутыми ногами. Всю дерзость из тебя вытрахать. Хочу, чтобы снова презерватив в клочья…
Сработало идеально. Зрачки расширились, с губ слетело очередное ругательство, в шею впились острые коготки. Кошка. Своенравная, дикая. Но нежная и мягкая, словно плюшевая. Всего на секунду стала покорной, пока она не огорошила меня вопросом:
— Снова?
Никогда у меня не было фантазии о принце, карабкающемся в окно моей светлицы. Тимур застал меня врасплох в тот момент, когда я меньше всего была готова к его появлению.
Самое ошеломляющее, что ни мой папа — весьма впечатляющий своей могучей фигурой, ни мои братья, не ведающие ни стыда, ни страха, его не напугали и не заставили убраться восвояси.
Явился этот паршивец лощеный, будто на смотрины. Лохматую шевелюру и шерсть на лице привел в порядок и выглядел теперь иначе. Сейчас Тимур уже не напоминал вышедшего из дремучих лесов Лешего. Нынче это был породистый красавец в упаковке от-кутюр и твердым торсом, чей ребристый пресс в виде чугунной батареи я проверила на ощупь.
Словно конь зашоренный, прёт, не замечая препятствий. Я и понять ничего не успела, как оказалась размазанной по стене. Схватил и набросился, жадно и нагло целуя.
Ума не приложу, как выдержала этот бешеный напор. Сопротивление таяло с каждой секундой, сердце срывалось в ускоренный бег. Внутри все горело, обжигало, как неожиданно проснувшийся вулкан, грозящий выжечь все вокруг.
Вижу лишь его орехово-карие глаза, в которых можно без вести пропасть. И задыхаюсь
